Полный мрачных предчувствий, я развернул.
Текст гласил кратко и ёмко:
Я взглянул на большие напольные часы, гордость и украшение аптеки Форбрихера. Одиннадцать двадцать. Успею ли?
— Что случилось? — спросил Форбрихер.
— Не знаю, Гудков срочно собирает. В 12.00, — я показал ему депешу.
— Очевидно, что-то действительно серьёзное, — озабоченно кивнул аптекарь. — Что же, идите, Геннадий. Поторопитесь. Поговорим в другой раз.
Когда я влетел в здание гордрамтеатра, на часах было ровно двенадцать. В небольшой вытянутой комнате уже собрались все члены агитбригады. Нюра, Люся и Клара сидели на мягком диванчике, Зёзик, Гришка и Виктор Зубатов примостились на табуретках, у стены. Жорж расселся на подоконнике.
Макар Гудков ходил туда-сюда по периметру кабинета, словно голодный саблезубый тигр. Увидев меня, он сказал:
— Давай, Генка, проходи быстрее. Ждём только тебя и Бывалова.
— Кого? — тихо переспросил я, усаживаясь на диванчике между Кларой и Нюрой, которые подвинулись, давая мне место.
— Новенький у нас будет, — также тихо, но заинтересованно шепнула мне Нюра.
— Краси-и-ивый, — мечтательно вздохнула Люся и покраснела.
— Во бабы дают! — хмыкнул Жоржик, который со своего подоконника всё прекрасно слышал.
В этот момент дверь распахнулась и в кабинет ввалился новый человек. Был он здоровый. Одет довольно щеголевато и дорого, в чёрной кожанке с каракулевым воротником и кепке. Маленькие юркие глазки напоминали взгляд алчной крысы. В общем, он мне сразу не понравился.
— Знакомьтесь, Семён Бывалов, — представил его Гудков, — наш новый силач, борец и гимнаст.
Взгляды всей агитбригады повернулись в сторону окна, где на подоконнике словно Тень отца Гамлета сидел Жорж Бобрович. Тот густо покраснел и опустил голову.
— Глядите, любуйтесь, — неожиданно зло сказал Гудков, — налицо полная деградация. А Семён, между прочим, одной рукой пять пудов жмёт!
— Я извиняюсь, а как же Жорж? — гримасничая и морщась, словно съел лимон, задал волнующий всех вопрос Зёзик.
— Будет на подхвате покамест, — отмахнулся от него Гудков и ткнул пальцем в мою сторону, — этого деятеля играть забрали, а реквизит кому-то подавать надо. Правильно, товарищ Бобрович, я говорю?
Жорж вздохнул так тяжко, что сердобольная Нюра и себе вздохнула тоже.
— Это наш такой коллектив, — извиняющимся тоном пояснил Бывалову Гудков и принялся скороговоркой называть всех по очереди, тыкая в каждого пальцем, — Голикман, Караулов, Зубатов, Пересветова, Капустин, Рыжова, Колодная. Ну и вот этот великий деятель на подоконнике — Бобрович.
— Угу-м, — глубокомысленно кивнул Бывалов, ощупав поочерёдно всех своими юркими глазёнками. Особенно долго его взгляд задержался на шикарной груди Люси Пересветовой.
Та мучительно покраснела и поправила очки.
— Ну, раз «угу-м», значит, будем считать, что все познакомились, — подытожил Гудков и дважды резко хлопнул в ладони, так что Клара аж вздрогнула, — итак, товарищи, я срочно собрал вас здесь, чтобы сообщить — завтра утром мы выезжаем в соседнюю губернию на гастроли! Быть в семь-ноль-ноль, без опоздания!
Если бы Гудков сейчас разделся, стал на одну ногу и принялся лаять на лампочку, думаю и то это не произвело бы такого эффекта, как его заявление.
Народ на секунду выпал в осадок. Затем поднялся страшный шум и гвалт:
— Как завтра?!
— Что за ерунда!
— Еще же неделя!
— Да что это за шутки! Не смешно!
Народ кипел. Гудков хранил хладнокровное молчание, давая коллективу выпустить пар. Когда эмоции чуть схлынули, он опять дважды громко хлопнул. В кабинете воцарилась тишина:
— Проорались, товарищи?! — язвительно спросил он, — а теперь напомните-ка мне, как у нас артистическая труппа официально называется?
Все молчали, недоумевая и переглядываясь.
— Ну? — с подковыркой подтолкнул нас к ответу Гудков, — не слышу! Ау, товарищи!
— Агитбригада? — неуверенно протянула Клара.
— Вооот! Хоть одна товарищ Колодная что-то у нас соображает! — демонстративно поаплодировал ей Гудков, — для остальных, забывших, напомню — наш эстрадно-цирковой коллектив называется «Агитбригада „Литмонтаж“».
— И что? — не врубился Гришка, — а причем здесь это? У меня, между прочим, на послезавтра были планы личного характера.
— Свои планы личного характера, товарищ Караулов, предлагаю засунуть куда подальше, не при товарищах девушках будет сказано, — ядовито парировал Гудков, — слышали меня все, завтра в семь-ноль-ноль!
— А можно хоть объяснить, что за срочность такая?! — возмущённо спросил Зёзик.
Народ опять шумно вознегодовал.
— Можно, — вполне покладисто кивнул Гудков и вытащил из кармана бумажку, точнее сложенный вчетверо листочек.
Все затихли и приготовились слушать.