Агенты Берии в руководстве гестапо

На это, собственно, и рассчитывалось. Уничтожить Красную Армию близ границ – и вперед! Так получилось во Франции. Ведь она еще могла бы сопротивляться, немцы заняли только север страны, у французов оставались немалые человеческие и материальные ресурсы. Однако в результате разгрома рухнула ее политическая система, и все было кончено. Так же получилось в Дании, Норвегии. И почти получилось в России. Но только – почти… Германские генштабисты недооценили прочность советской политической системы. Она ослабла, зашаталась, но все же устояла. Недооценили они и мобилизационные возможности СССР. Столь грубую ошибку обеспечил абвер. Утверждения Шелленберга, будто Канарис не хотел войны с Россией, истине не соответствуют. Адмирал был ярым «западником» и подталкивал руководство к миру с англичанами и агрессии на востоке. Поэтому, возможно, даже преднамеренно занижал данные об обороноспособности Советского Союза, о его промышленном потенциале, пропускной способности железных дорог.

Таким образом, запланированные победы были успешно одержаны, массы русских войск уничтожены. А задача не решена. Государство устояло. Фронт сохранялся. Мало того, после прорыва к Смоленску оказалось, что на германских флангах нависают крупные силы. На левом – Великолукская группировка, на правом – масса войск, уцелевших на Украине, и свежий Брянский фронт. В подобной ситуации продолжать движение на Москву было бы просто авантюрой. Как пишет Г.К. Жуков, фланговые удары не заставили бы себя ждать. И решение Гитлера перед решающим броском «зачистить» фланги выглядит, с военной точки зрения, не просто логичным, а единственно верным.

Но со временем быстро менялось и отношение советского народа к войне. И меняли его сами немцы. Германское командование (еще не айнзатцгруппы, не гестапо, а вермахт) применило на оккупированных территориях те же методы, которые применялись и в Первую мировую, и во Вторую в Польше и Франции: «превентивный» террор. Сразу запугать, чтобы и мысли не возникло о враждебных акциях. Только в 1941 г. эти методы приобретали более широкие масштабы, подкрепляясь расовыми и идеологическими теориями.

Улицы захваченных городов сразу оклеивались приказами с угрозой смерти за все, от «саботажа» и нарушения комендантского часа до незарегистрированных домашних животных. Сразу покатились расстрелы заложников по любому поводу. В первый день оккупации Минска казнили 100 человек за какой-то оборванный провод. После вступления в Великие Луки расстреляли девушек за «неисполнение распоряжения военных властей» – они отказались идти в солдатский бордель. Под Одессой румыны забавлялись, «перевоспитывая» комсомольцев и комсомолок. Заставляли рыть себе могилы, раздеться, строили, давали залп поверх голов. Потом вели «расстреливать» в другое место, где все повторялось. После нескольких заходов отпускали, ограбив до исподнего.

Деревни в Белоруссии заполыхали, когда никаких партизан еще в помине не было – просто для острастки. Или за выстрелы из леса со стороны окруженцев. Пошли чистки «коммунистических активистов», к коим до кучи причисляли всяких бригадиров, агрономов, депутатов захудалых сельсоветов, да еще и истребляли их вместе с семьями (так, в Бахмаче сожгли в станционном складе 300 «стахановок» с детьми). Отправляли на расправу или в тюрьмы «семьи красных командиров» – хотя в подавляющем большинстве это оказывались матери, жены и дети каких-нибудь заурядных лейтенантов и капитанов. Покатились «реквизиции» с насилиями и грабежами. Хватали гражданских мужчин призывного возраста, для количества присоединяя к военнопленным.

Но пленных и без того было чересчур много. Не знали, что с ними делать. И приказ ОКВ за подписью Кейтеля от 8 сентября 1941 г. разрешил «как правило» применение оружия против пленных. То бишь допустил их истреблять на месте. И войска начали их уничтожать с большой охотой, чтобы не возиться. А если все же гнали в лагеря, пристреливали ослабевших и отставших, часто на глазах местных жителей, оставляя трупы на дороге. В Минске на главной улице конвой просто так, потехи ради, открыл огонь по большой колонне пленных. А тех, кто все-таки дошел до лагерей, прочесывали айнзатцкоманды, выявляя коммунистов и евреев. И в лагерях тоже шли расстрелы. Как свидетельствовал Розенберг, «при этом полностью игнорировались какие-либо политические соображения. Так, во многих лагерях пленных расстреливали, к примеру, всех «азиатов». Ну а тех, кто не попал под пули, все равно ждала смерть. Большинство лагерей представляли собой лишь огороженные участки открытого поля, где люди находились на солнцепеке, дожде, холоде, без крыши над головой и почти без еды.