В моем пользовании была автомашина «Пежо-504» белого цвета, доставшаяся мне по наследству от Игоря Матвеева. Я не стал, как обычно, включать кондиционер, а, напротив, открыл все окна, чтобы хорошо слышать все, что происходит вокруг, и на скорости около пятидесяти километров двинулся в сторону посольства.
Мне предстояло преодолеть около четырех километров: сначала выехать из небольшого «европейского» района, где проживали преимущественно иностранцы, пересечь «африканскую» часть города, так называемую Медину, проехать мимо рынка, нескольких кинотеатров и мечетей, затем по набережной, а потом мимо порта, центральной таможни, генерального штаба и жандармерии, откуда собственно и начиналась центральная часть города, где и находилось советское посольство.
Можно было выбрать и другую дорогу, но обычно я ездил именно этим путем, досконально знал все его особенности, каждый перекресток, каждый поворот, и поэтому предпочел в это тревожное утро знакомый мне маршрут, на котором, как мне казалось, меня не могли подстерегать какие-то неожиданности.
Город действительно словно вымер. Мне встретились лишь несколько автомашин, следовавших в противоположном от центра направлении и даже возле рынка, где всегда было людское столпотворение и по воскресеньям шла особенно бойкая торговля, я заметил только немногочисленные группы людей, испуганно жавшихся к стенам домов или выглядывавших из подворотен. Все торговые лавки, забегаловки и многочисленные в этом районе пошивочные мастерские были закрыты, что также свидетельствовало о том, что в городе происходят серьезные события.
Периодически до меня доносилась стрельба, однако, где стреляют, определить было невозможно.
Набережная тоже была совершенно пуста. Отсутствие машин на этой кратчайшей и наиболее скоростной дороге к центру города меня еще больше насторожило, но я не видел серьезных оснований менять из-за этого свой маршрут: ехать по узким, местами разбитым улочкам между тесно стоящими домами было, как мне казалось, еще опасней.
Набережная же хорошо просматривалась, поскольку с одной ее стороны был Атлантический океан, а с другой — фешенебельные виллы чиновной знати.
Я благополучно доехал до морского порта, набережная перешла в тенистую улицу, которая дугой огибала его огороженную территорию. Теперь справа тянулся решетчатый забор, за которым находились причалы, склады, грузовые площадки и прочие сооружения, а слева — колониальных времен мрачноватые здания, в которых располагались различные портовые службы, представительства морских компаний, страховых обществ и другие офисы, так или иначе связанные с деятельностью порта.
Этот участок я также преодолел без каких-либо осложнений.
Но стоило мне доехать до здания центральной таможни, как обстановка резко изменилась: прямо на проезжей части стояли несколько брошенных автомашин с распахнутыми дверцами, еще несколько приткнулись к тротуару в положениях, в которых ни один уважающий себя водитель никогда не бросит автомашину, если его к этому не вынудят какие-то чрезвычайные обстоятельства.
Подчиняясь не столько здравому смыслу, сколько инстинкту самосохранения, подсказавшему, что быстро едущая автомашина является соблазнительной мишенью и дает больше поводов для того, чтобы пресечь ее движение, я сбросил скорость до двадцати километров и медленно поехал по улице, внимательно посматривая по сторонам.
И уже через каких-то полсотни метров, когда я поравнялся со зданием генерального штаба, мне открылась ужасная картина: я увидел несколько машин с пулевыми пробоинами на бортах и с простреленными стеклами, возле которых в лужах крови лежали мертвые пассажиры.
В этот момент я пожалел, что, увидев брошенные автомашины, не развернулся и не поехал подальше от этого места, и уже хотел было исправить допущенную оплошность, но какой-то внутренний голос подсказал мне, что делать этого теперь никак нельзя, потому что любой неожиданный маневр может привести к большим неприятностям.
И только я успел об этом подумать, как внезапно увидел въехавшую передними колесами на бордюр и уткнувшуюся в толстый ствол пальмы бежевую «симку» со знакомым номером, принадлежавшую корреспонденту Франс Пресс. Весь передок ее был смят, осколки ветрового стекла валялись на капоте, а сам корреспондент уронил окровавленную голову на руль и так и застыл в этой позе.
У меня мелькнула мысль остановиться, подойти к его машине и посмотреть: возможно, он еще жив и нуждается в помощи. Но я сразу выкинул ее из головы, и не только потому, что корреспондент был явно мертв и ни в какой помощи уже не нуждался, а потому, что, посмотрев по сторонам, понял, что нахожусь в узком, насквозь простреливаемом коридоре: с одной стороны, за портовым забором залегла цепь солдат, а с другой, за изгородью, окружавшей генеральный штаб, ощетинилась стволами такая же цепь, целившаяся в ту, что залегла напротив.