Агент сыскной полиции

Веревку принес с собой, место удобное выбрал для наблюдения за окнами спальни. Шторы на них были задернуты, по словам камердинера, но они узковаты и не сходятся, я проверил… Поэтому убийца мог заметить, что свет в комнате погас, и принять это за сигнал к действию.

— Но убийц было двое, — уточнил Тартищев, — и Казначеев вряд ли в новой одежде и сапогах лазил по крыше, выходит, это был Мозалевский. По приметам он подходит, но зачем тогда ему надо было сверху прыгать на своего сообщника? Что, они на земле счеты не могли свести? И что они вообще могли не поделить? — Тартищев недоуменно хмыкнул и посмотрел на Алексея. — Прямо шарада какая-то получается.

Пришли вдвоем, один полез через крышу в окно, как проник в дом другой, пока мы не знаем, возможно, Мозалевский впустил Казначеева через парадный подъезд.

— Казначеев зашел в переулок уже после убийства, и наверняка, чтобы спрямить путь до «Лакомого кусочка». Я соскреб немного грязи с его сапог. — Алексей вытащил из кармана бумажный пакетик и высыпал его содержимое на чистый лист бумаги. — Вот смотрите, Федор Михайлович, — ни хвои, ни мха, только песок и стебелек гусиной травки, которой полно на обочинах, но, что самое интересное, тут хорошо заметны частички кирпича и желтого песка. Им усыпана дорожка, которая ведет к парадному подъезду. Кирпичная дорожка, в которой кирпичи изрядно выщерблены.

— Это ни о чем не говорит, — махнул рукой Тартищев, — он был у Дильмаца в субботу, получал расчет. И к дому подошел по этой самой дорожке…

Алексей насупился.

— Я, конечно, многое не понимаю, но только кто отправляется на убийство одетым как на праздник, Федор Михайлович? Я знаю, что Дильмац был очень сильным человеком. Мы с ним не раз встречались в яхт-клубе. Он рассказывал, что каждое утро занимался гимнастикой, обливался холодной водой. Я сам видел, как он ходил под парусом, хорошо плавал… Казначеев должен был знать, что он мог оказать очень приличное сопротивление. Притом у него был револьвер, но он не воспользовался им…

— Ты это хорошо подметил, — Тартищев одобрительно улыбнулся, — Казначеев не мог не знать об этом. И если он оделся, как ты говоришь, будто на праздник, это предполагает два момента: или он не собирался заходить в дом, или сопротивления вовсе не ожидал, то есть Дильмаца никто не собирался убивать.

Возможно, они хотели управиться еще до его прихода, а князь вернулся раньше времени… — И убийцы позволили ему лечь в постель, а потом принялись его убивать? Что-то здесь не вяжется, Федор Михайлович! — с сомнением в голосе произнес Алексей.

— По словам камердинера, из вещей Дильмаца пропала сущая чепуха: несколько монет, которыми Мозалевский, видимо, и расплачивался в трактире, серебряная мыльница, два ордена, золотые часы, перстень с двумя небольшими бриллиантами и тот самый пистолет, о котором ты вспомнил. Добыча не ахти какая! Да еще бумажник, но, по словам камердинера, князь накануне крупно проигрался и наличных денег у него оставалось очень мало. Конечно, если б им удалось открыть несгораемый ящик, где у князя хранились драгоценности и большая сумма денег, или хотя бы унести его с собой, их усилия бы оправдались. Но они не смогли даже отодрать его от пола…

— Это еще раз подтверждает, что убийцы все-таки появились после того, как князь заснул, — сказал Алексей, — иначе б он заметил, что в комнате кто-то побывал и пытался открыть ящик. Потом, ордена и перстень он, по словам камердинера, всегда надевал по важным случаям, а если не надевал, то перед уходом прятал в тот самый ящик…

— Ладно, ближе к делу, выкладывай все, что ты думаешь по этому поводу, — проворчал Тартищев и окинул Алексея насмешливым взглядом, — совсем заморочил голову старику.

— Я думаю, что положение трупа на кровати необычно, но не случайно. Он лежал ногами к изголовью.

Это говорит о том, что убийца был из своих людей, который знал о наличии сонетки, висевшей слева. Князя перевернули, возможно, даже спящего, чтобы он не смог позвонить в колокольчик и позвать на помощь.

— Но кого он мог позвать, кухонного мужика?

Нет, Алеша, это не доказательство. Сонетка вон и у меня висит. Любой слуга знает, где она находится.

Убить князя мог любой человек, служивший в господских домах.

— Но вы не можете отрицать, что драка была!

В комнате все перевернуто, лампа разбита и валяется на полу, постель и одеяло скомканы, везде следы крови. На теле самого князя множество порезов, похоже бритвой, которая лежала на столике… Но Дильмаца все-таки не зарезали, а удавили подушкой.

— Но опять же ерунда какая-то получается, Алеша — Тартищев шлепнул здоровой ладонью по столешнице, — на одежде Казначеева крови, кроме как из его разбитой головы, не обнаружилось. Выходит, участия в убийстве он не принимал?

— Я тоже поначалу подумал, что он мог дожидаться Мозалевского в переулке и не заходить в дом, но ведь кто-то должен был помочь убийце связать князя?

Князь, видно, отчаянно сопротивлялся, вот они и скрутили ему руки и ноги шнурами от штор. Одному там не справиться было, князь, как я уже сказал, отнюдь не слабым был.