— Как португалец. Я долго жил в Лиссабоне.
— Поговорите с Махильей, и если ему нужны деньги, то предложите ему сто тысяч за его яхту. Если он удвоит сумму, то соглашайтесь и на это. Когда купите судно, пошлите мне телеграмму. Судно следует отправить в Бристольский канал, чтобы запастись углем.
— Но это турбинный пароход с масляной топкой!
— Ну, тогда пусть запасется маслом и провиантом для плавания в течение месяца. Капитан должен явиться в мою лондонскую квартиру за инструкциями. Старший офицер может привести судно. Понятно?
— Я все понял за исключением двух вещей, милый друг, — сказал любезно Вилья. — Во-первых, мне нужны деньги, чтобы купить судно.
— Я вам дам денег.
— Во-вторых, что сам бедный Вилья на этом заработает?
— Вы будете довольны.
— Ну тогда все в порядке.
— Но Махилья не должен знать моего имени. Купите на свое имя или на имя кого-нибудь из друзей. Капитана и экипаж мы сумеем заставить молчать, когда я буду на борту. Сегодня вечером вы должны быть в Довиллс.
Дигби приказал привести в порядок комнаты. Мастерс был сбит с толку.
— Что с вами? — сердито спросил его Дигби. — Если здесь нет постелей, то поезжайте в ближайший город и купите все. Цена роли не играет. Привезете на автомобиле. Не забудьте купить и половики.
Он положил на стол большую сумму денег и вышел. Мастерс, который в жизни не видел столько денег, долго не мог опомниться от удивления.
Солтер заявляет протест
Дигби поехал в Лондон на автомобиле и прибыл домой к ужину. Он быстро поел и поднялся наверх переодеться.
Он прошел мимо комнаты Евники и увидел Джексона, сидящего возле двери.
— Она сейчас притихла, — сказал он улыбаясь. — Я закрыл ставни и сказал ей, что она должна молчать, если не хочет, чтобы я дурно с ней обращался.
— Ну а моя мать? Дали вы ей лекарство?
Джексон опять усмехнулся.
— Она сейчас довольна. Я не знал, что она морфинистка.
— Это не имеет значения, знаете ли вы что-нибудь или не знаете! — резко оборвал его Дигби.
Ему пора было уходить, так как леди Уольтам давала в этот вечер бал. Среди приглашенных были несколько членов синдиката, один из них отвел Грота в сторону.
— Все бумаги на завтра готовы?
— Да.
— Некоторые члены синдиката удивляются тому, что вы требуете уплаты наличными деньгами, — сказал он, внимательно глядя на Дигби.
Грот пожал плечами.
— Вы забываете, милый мой, что я в данном деле только агент и действую по поручению моей несколько взбалмошной матери.
— Я так и думал. Но бумаги будут в порядке? Ваша мать подписала их?
Дигби вспомнил, что о?! не получил еще ее подписи. Он поспешил откланяться и вернулся домой.
Комната его матери была заперта, но старуха услышала его тихий стук.
— Кто там? — спросила она взволнованно.
— Это я, Дигби.
— Я лучше поговорю с тобой завтра.
— Я должен сейчас поговорить с тобой. Открой.
Прошло довольно много времени, прежде чем она открыла.
— Мне жаль, что я тебя тревожу, мама, но срочно нужно подписать один документ.
— Я ведь все сделала, как ты хотел, — сказала она дрожащим голосом, подписывая бумагу.
Она совершенно не понимала, что теряет все свое имущество, ставя эту подпись. Нордлэндский синдикат был только отделением громадной ассоциации, созданной с единственной целью: приобретение дантоновской недвижимости.
В большом, красиво обставленном зале заседаний находились члены синдиката. Среди них был лорд Уольтам, Гуго Виндт, богатый банкир, принимавший участие во всевозможных финансовых делах, и Феликс Страселен, самый хитрый из всех английских спекулянтов.
Четвертым вошел адвокат Беннет с черным портфелем, который он положил перед собой на стол.
— Здравствуйте, господа, — коротко сказал юрист. Он давно уже не чувствовал уважения к этим финансистам.
— Здравствуйте, Беннет, — ответил лорд. — Видели вы сегодня своего клиента?
Мистер Беннет открыл портфель.
— Нет, милорд. — Своим поведением он хотел подчеркнуть, что находится с Гротом в чисто деловых отношениях.
— Грот — странный человек,—сказала Виндт, смеясь. — Он нс делец, но ставит нас в очень тяжелые условия. Он и па англичанина нс похож, я бы его принял за южанина. Не правда ли, лорд Уольтам?
— Это странная семья, — ответил Уольтам. — Вы знаете, что его мать страдает клептоманией?
— Бог ты мой! — воскликнул Страселен. — Этого только недоставало.
— Сейчас она сумасшедшая старуха, но было время, когда она слыла одной из самых видных дам города. Она часто бывала у нас, и после се посещений у нас всегда пропадала какая-нибудь ценная безделушка. Но однажды пропал очень дорогой браслет моей дочери. Это было очень неприятно. Но, поговорив с Гротом, я получил назад украшение. Тогда и выяснилось, что мать его страдает этой болезнью. Но, в сущности, она все же счастливая женщина!
— Этого я бы не сказал, раз у нее такой сын, — возразил Страселен.
— Ей все-таки везет: нс погибни тогда дочь Дантона, у Гротов не было бы и гроша за душой.
— Знали вы леди Мари, милорд?
— Я знал и ее, и ее дочь. Мы были очень дружны с Дантонами. Это был красивый ребенок.
— Вы какого ребенка имеете в виду?