К нему вразвалку подошел офицер в фуражке и шинели. На его погонах красовались капитанские звезды. Он досадливо морщился, прижимал носовой платок к расцарапанной щеке. Офицера сопровождали два подтянутых автоматчика в телогрейках.
– Доброе утро, капитан, – поздоровался с ним Алексей. – Майор Уваров, контрразведка СМЕРШ, выполнял задание командования в тылу противника. Да ладно вам, капитан. – Досадливо сморщился Алексей. – Прошу доставить меня в штаб вашей части и обеспечить доступ к телефону.
– Ни хрена себе, товарищ капитан! – протянул один из автоматчиков. – Во как наблатыкался по-нашему, немчура проклятая!
– Ага, совсем без акцента поет соловей фашистский, – поддержал второй. – Товарищ капитан, а давайте мы его в качестве профилактики прикладом отоварим? А то борзая нынче немчура пошла.
Капитан проигнорировал эти комментарии, пристально посмотрел в глаза немецкого офицера и спросил:
– Позвольте уточнить, кому вы собираетесь звонить из штаба, любезный?
Алексей вздохнул и ответил:
– Отдел контрразведки, подполковник Осадчий, полковник Крылов, генерал-майор Топорков Иван Семенович. Надеюсь, хоть кто-то подойдет. Капитан, мы теряем время. Я прекрасно понимаю ваше удивление, но соображайте, пожалуйста, побыстрее.
– Пойдемте. – Капитан сделал ему знак, косо глянул на подчиненных. – А вы, товарищи бойцы, присматривайте за ним, только руки не распускайте. Мало ли что.
Качнулась земля под ногами. Алексей, пошатываясь, отделился от группы офицеров, заложил руки за спину. Окаменел оберст-лейтенант Рунг, впился в него глазами. Он, кажется, обо всем догадался. Вытянулась от изумления физиономия гауптмана, которому не посчастливилось сегодня свести счеты с жизнью.
Представители фронтового отдела контрразведки СМЕРШ прибыли через три часа. Час из этого времени ушел на установление и подтверждение личности, остальное – на сон. Сто двадцать минут – большая роскошь.
Полковник Крылов сиял от радости, хлопал по плечу и постоянно повторял:
– Дорогой мой человек. Дорогой мой человек.
Сведения, добытые майором Уваровым, позволили ценой умеренных потерь прорвать Мозерецкий укрепрайон и завладеть крупным городом Майнсдорф. Некоторые узлы обороны на сорокакилометровом участке пока держались, но их часы были сочтены. Советские войска наступали во фланги, обходили с тыла, отрезали коммуникации немецких войск.
Майнсдорф был взят без боя. Немцы отступили, обосновались на новом рубеже в пятнадцати километрах от города. Там спешно формировался бронетанковый кулак, гитлеровское командование стягивало последние резервы, не гнушалось стариками из фольксштурма и оболваненными мальчишками из гитлерюгенда.
– Это подвиг, дорогой мой человек! – твердил, как заезженная пластинка, полковник Крылов. – Ты даже не представляешь, какой совершил подвиг.
– Прекращайте, Василий Иванович, – отбивался из последних сил Уваров. – Никакой это не подвиг. Я просто делал свое дело. Пехоте было куда труднее.
В итоге они сошлись на том, что это не подвиг, а поступок, что тоже неплохо.
– Ладно, отдыхай, – заявил Крылов. – Ты уже качаешься, как былинка на ветру.
Однако Уваров не мог себе позволить гробить время на сон.
Вскоре «Виллис», полученный от союзников по ленд-лизу, остановился у тех самых ворот, за которыми гауптман Коффман верой и правдой служил великой Германии. У караульной будки теперь дежурили советские автоматчики. Это стало реальностью, и ничего другого уже не будет.
Алексей поднялся по знакомому крыльцу, кивнул вытянувшемуся часовому, остановился, как-то растерянно посмотрел по сторонам. Старый мир канул в Лету, новый еще не родился. Он стоял где-то между ними.
Уваров бродил по знакомым помещениям. Повсюду валялись мусор, канцелярские принадлежности, пустые папки из-под документов. Ящики столов выдвинуты, их содержимое разбросано, шкафы опустошены.
Начальник управления штандартенфюрер СС Хайнц фон Райхенбах застрелился у себя в кабинете, когда узнал по телефону о прорыве Мозерских укреплений. Он пустил себе пулю в висок, сидя за столом. На шторе еще виднелись пятна крови и следы мозговой жидкости.
Штурмбаннфюрер Охман стреляться не стал, сделал ноги. Вероятно, у него в голове имелся план «Б».
Задерживаться в управлении не имело смысла. Алексей считал себя уволенным по собственному желанию. «Виллис» бежал по знакомым улицам, забитым советскими полуторками и двухтонными «ГАЗ-ААА», въехал в подворотню. Ходить в одиночку вне центральных улиц было опасно, и все же Уваров рискнул.
Во дворе дома на Бихтерштрассе не было никого, кроме знакомой собаки. Она узнала бывшего жильца и приветливо помахала ему хвостом. Ей было без разницы, во что он одет.
Алексей поднялся по лестнице, толкнул дверь. Квартира была не заперта. Тоскливый ком подкрался к его горлу.
В комнатах царил беспорядок. Эрика отсутствовала. Гестаповцы тут явно не церемонились. Они схватили женщину и все перевернули вверх дном.