Алексей задыхался от боли, пытался собраться. Даже крошечный пистолет развернуть в кармане было сложно.
– Сейчас посмотрим, что ты за фрукт. – Загорелся карманный фонарь, бледный электрический свет ощупал искаженное лицо. – Минуточку… – Вакслер растерялся. – Коффман, это вы? Какого дьявола вы здесь делаете?
– Вакслер, это недоразумение, – прохрипел Уваров. – Я прибыл сюда раньше других. Вы не на того напали, он ушел. Помогите подняться.
– Да неужели? – пробормотал Вакслер. – Вы не участвовали в облаве, Коффман. Что вы несете?
Тявкнул «браунинг», словно ветка сломалась. Первая пуля продырявила китель и попала Вакслеру в бедро. Он рухнул на колено, взревел от распарывающей боли. Его подчиненный отшатнулся, вскинул ствол.
Не было времени вытаскивать «браунинг». Вторая пуля проделала еще одну дырку в кармане шинели, угодила этому субъекту в живот. Тот согнулся. Алексей ударил его двумя ногами, чтобы тот не тянул с падением, тут же встал, как пьяный.
Все болело, кружилась голова. Сколько секунд в запасе? Время вышло.
Двое корчились, стонали под ногами. Он выстрелил каждому в голову, заковылял по дорожке, потом опомнился, вернулся, стал отыскивать свой «парабеллум». Пистолет лежал в снегу, вверх торчала рукоятка.
С протяжным воем распахнулась дверь черного хода. Кто-то выбежал из дома, бросился к телу эсэсовца с раскрошенной челюстью.
Тут же прозвучал истошный крик:
– Все сюда! Он где-то здесь!
Крик подхватили другие голоса.
Алексей припал к соседней ограде, выломал фигурные штакетины, пролез в отверстие, засеменил, пригнув голову, проваливался в сугробы. Снег лип к сапогам, превращал их в бесформенные колодки каторжника.
Сотрудники гестапо шныряли по садику, обнаружили пару свежих трупов, устроили очередной словесный переполох. Нервы сдали у всех.
У майора контрразведки СМЕРШ открылось второе дыхание. Появились шансы выбраться из западни. Его лицо видели только Вакслер с подчиненным, но вряд ли они разговорятся. Эсэсовец у задней двери тоже не в счет. В доме напротив тревожно перекликались штатские, загорелся тусклый свет.
Опасный участок он уже миновал, съехал с невысокого обрыва, поднялся, ощупал карманы. Все ли в них на месте? Уваров спустился в овраг, побрел по нему, высоко поднимая ноги. Силы его кончались. Но крики за спиной стихли, и поблизости никто не мельтешил. Алексей вырвался из кольца, враги не успели замкнуть его!
За пределами лощины мерцали строения, заборы. Но туда он не пошел, обогнул кустарник и напрямую, через снежные залежи, отправился к расчищенной дороге.
Только незадолго до полуночи Уваров вернулся к собору. В церковной ограде было тихо. Никого не заинтересовала одинокая фигура на лавочке. Он привел себя в порядок, отряхнулся. В принципе, все было в норме, только шинель придется сменить на форменную куртку. Пулевые отверстия в районе кармана могли вызвать вопросы.
Город вымер. Шпили готического храма подпирали ночное небо. На стоянке остался только его «Даймлер». Алексей сел в машину и только здесь почувствовал себя в безопасности. События минувшего вечера мелькали перед глазами.
С некоторыми оговорками можно было допустить, что его личность осталась незамеченной. Эсэсовец с разбитой челюстью вряд ли разглядел форму, тем более лицо. Вакслер и его помощник мертвы. Уварова могли заметить местные жители, когда он выбирался оттуда. Но когда их еще допросят и будут ли это делать? Что они опишут? Шинель, фуражка.
Но тайная полиция скоро выяснит, кто живет в доме на улице Лаубе, где нашли рацию. Вернее, жил. Дай бог фрау Циммер убраться подальше. Если ее найдут, это будет форменная катастрофа.
Что станет делать гестапо? Обрабатывать круг знакомых дантиста, ее постоянных пациентов. Личность фрау Циммер там уже рассматривали, когда под подозрением значились Коффман, Кромберг и Беккер.
Визиты Коффмана к дантисту не были секретом. Как скоро его привяжут к рации, найденной в подвале? Это могло произойти мгновенно или не сразу. Кто поручится? Сперва выяснится, кто проживал в доме, потом эти данные будут переданы структурам, которые проводили слежку и расследование.
Из его походов к дантисту вовсе не вытекало, что он и есть крот. Русский агент – это Беккер, в чем никто не сомневается.
Риск был огромный, но Алексей не мог позволить себе уйти на дно. Центр дал ему новое задание, и его надо было выполнять, как бы ни противилась душа, страшащаяся преждевременной гибели.
Он покосился на мрачные стены храма. Помолиться на всякий случай? Такая мысль не показалась ему смешной.
Уваров завел двигатель, стал выезжать со стоянки. Эрика, наверное, заждалась, бегает по квартире. А ведь он всего лишь квартирант и не давал ей никаких обязательств, лишь своевременную оплату за еду и постой.
Женщина действительно умирала от волнения, припала к нему и разрыдалась.
– Что такое, Эрика? Я работал допоздна, был срочный вызов. Мы с боем брали шпиона. Я устал как собака. Не ощупывай меня, целый я. Только плечо болит, сил нет на ногах стоять.