Агент абвера. Повести

— Человека, которого немцы называют Никулиным, а мы — Каращенко, я знаю давно, еще по довоенной службе. Он испытанный чекист, мой давнишний друг, и мне легче разобраться в особенностях его характера, чем кому–либо другому. Мнение полковника Королева о нем глубоко ошибочно. О какой преданности абверу может идти речь, если Каращенко принес исчерпывающие характеристики на весь состав Валкской разведшколы, переправочного пункта в Сиверском и на тех агентов, которые оттуда засланы или готовятся для отправки в наш тыл? Вам хорошо известны и другие ценные сведения, которые сообщил Никулин. При проверке они подтвердились. Если он шпион, то немцы, выходит, разрешили ему выдать весь агентурный состав школы. На это они не пойдут. Не такие они простаки, как представляют некоторые.

Королев не выдержал. Вскочил с места.

— Не слишком ли вы, товарищ Богданов, расшаркиваетесь перед фашистской разведкой, не слишком ли высоко цените ее сотрудников?

— Мы, товарищ полковник, не раз имели возможность убедиться в том, что абвер — противник сильный, опытный и коварный. Недооценить его — значит разоружить себя. А благодушествовать нам государство не разрешает. Вы это знаете лучше меня.

— Товарищ Богданов, — снова вмешался Королев, — я просил бы вас высказываться корректнее!

Быстров опять постучал по столу карандашом и, не повышая голоса, сказал:

— Спокойнее, спокойнее, товарищи. Всякому полезно выслушать критику в свой адрес. Тем более если она доброжелательная.

— С Мокием Демьяновичем, как я уже говорил, мне приходилось работать на границе. Я не раз видел его в минуты опасности, в трудном деле и могу поручиться, что он честный человек, патриот нашей Родины, — закончил свое выступление Богданов.

Едва майор успел вернуться на место, как Светловидов снова попросил слова и запальчиво заговорил:

— И все–таки я считаю, что мы имеем дело с предателем. Случай исключительный и замазывать его — значит нарушать закон. Уверен, что, если мы отдадим Каращенко под суд, руководство наркомата нас всецело поддержит. Процесс послужит делу воспитания наших чекистов в духе непримиримости к врагу, презрения к смерти.

— Странная логика, — бросил реплику Сосницын. — Судить невинного в назидание другим!

— Да, если хотите, в назидание другим. Тем более что состав преступления есть. Это признал даже сам Каращенко, — настаивал Светловидов.

— Он не в качестве обвиняемого показания давал, а в установленном порядке сообщал о проделанной работе, — возразил Сосницын. — Считай он себя виновным, он бы мог острые углы обойти. Показания и рапорт — вещи разные.

— Разница невелика. Рапорт ляжет в основу обвинения.

Быстров увидел, что спор начал приобретать слишком резкий характер, и прервал его.

— Будем считать, что обмен мнениями состоялся, — сказал генерал и вышел из–за стола. — Я внимательно выслушал выступающих. Решение приму сам. Сообщу о нем в рабочем порядке. Подполковник Светловидов, вы готовы выехать на расследование террористического убийства офицера связи?

— Так точно, — отчеканил обиженный Светловидов. — Машину и конвой я вызвал. Оперативные работники на месте.

— Тогда у меня все, — заключил генерал. — Можете быть свободны, товарищи.

Один за другим офицеры выходили в приемную. Младший лейтенант Жаворонков и Каращенко встали при их появлении. Метнув раздраженный взгляд на Мокия Демьяновича, подполковник Светловидов спросил у Жаворонкова:

— Машина, люди готовы?

— Так точно!

Каращенко хотел было шагнуть вперед, но ноги точно налились свинцом. Он не сомневался, что судьба его уже решена. Обидно было, что не поверили. А он так надеялся…

Глава вторая ЛЮДИ И ЗВЕРИ

Славное лето выдалось в Прибалтике. Июньское солнце ласкало сады, омытые грозами. На заре стелились туманы над лугами, над реками, и солдаты, уходившие в наряд ночью, возвращались по пояс мокрыми от росы. Тишина стояла над Вентой, над берегом моря, по которому часто прогуливался старший лейтенант Мокий Демьянович Каращенко. Неладно было у него на душе. Все данные, поступившие от агентурной разведки к июню сорок первого года, свидетельствовали о приближении войны…

Неясная тревога, охватившая Мокия Демьяновича, усилилась за те три дня, которые он провел в Лиепае на совещании работников госбезопасности Латвии. Чекистов предупреждали о необходимости повысить бдительность, готовиться дать отпор врагу, но тут же приказывали выжидать, не поддаваться на провокацию, проявлять высокую выдержку, стойкость. Немцы подтянули к нашим рубежам войска, засылают шпионов и диверсантов. Как в такой обстановке разобрать — враг начал войну или просто провоцирует нас? И кто будет определять это?

На совещании Мокий Демьянович встретился со своим давним другом уполномоченным особого отдела НКВД Николаем Богдановым. Когда–то они оба начинали солдатами службу в армии, вместе пошли учиться в школу младших командиров, в военное училище. Затем Богданова направили на работу в органы госбезопасности.