Агент № 1

Защищаясь подобным образом, она могла рассчитывать на более мягкий приговор: за укрытие англичанина ее могли присудить к тюремному заключению, за укрытие же Иванова грозила смертная казнь. Гестаповец налил в рюмку коньяка и пододвинул его женщине. Однако еще в тюрьме Авероф Амфитрити предупредили, что немцы подмешивают в коньяк какой-то наркотик, который лишает допрашиваемого силы воли.

— Я никогда не пью, — сказала Кондопулу. А минуту спустя она уже тщетно пыталась прикрыть голову от ударов плети — покрасневший от ярости немец долго и жестоко избивал ее.

«Если я признаюсь, что знала и укрывала Иванова, расстреляют моего мужа», — твердила про себя гречанка. Истекая кровью, она продолжала молчать, затем, едва живая, потеряла сознание и очнулась в погребе без света, где чуть не сошла с ума из-за ползающих по ней крыс. Выпустили ее только через тридцать часов, дали немного воды и хлеба, но она упрямо продолжала повторять: «Представился нам англичанином»…

Тем временем агент № 1 пользовался любой возможностью, чтобы передать внешнему миру весточку о своей судьбе. Рядом с ним в камере находился Александрос Аргиропулос, у которого были шансы выйти на свободу, поскольку немцам никак не удавалось найти доказательств его вины. Аргиропулос с жадностью выслушивал сообщения Иванова, которые тот делал при выводах в туалет.

— Предал меня сначала Константинос Пандос, товарищ детства в Салониках, — шептал Георгий. — При встрече с ним я не скрывал своей роли, ибо и так было понятно, для чего я вернулся в Грецию. Я хотел его застрелить, но не сделал этого, чтобы не испортить вещей, для меня значительно более важных.

В другой раз, поведав товарищу по заключению о своем первом побеге, Георгий рассказал ему и о том, что он долгое время держал в тайне:

— Если тебе удастся выбраться из тюрьмы, а затем из Греции, дай знать, что некая Кети Логотети, о которой сообщали по рации, так и не доставила мне пяти миллионов драхм, предназначенных в числе прочего и на финансирование моего возвращения. На встречу со мной она пришла поздно, а когда я с большим трудом отыскал ее, заявила, что денег у нее при себе нет и что вручит она мне их при первой же возможности. Время шло, но этой Кети все не было, и, наконец, вместо нее приехали итальянские карабинеры…

Кстати сказать, после выхода из тюрьмы и еще до бегства из Греции Аргиропулос встретился с неким Галати, сотрудником греческого банка, и тот сообщил ему, что после ареста Иванова у них появился Панделис Лабринопулос с еще каким-то неизвестным и положил на свое имя огромную сумму в двадцать миллионов драхм.

Проходили месяцы, следствие заканчивалось, приближался заключительный акт драмы. Для слушания столь важного дела был выделен зал, помещавшийся в здании Парнассос, как сообщили Георгию проходящие вместе с ним по следствию греки. Он грустно улыбнулся: «С такого Парнаса, может, и в самом деле недалеко до небесных врат…» Правда, и к бессмертию тоже!

2 декабря 1942 года Афины узнали, что процесс над Георгием Ивановым и его товарищами начался. Чтобы перевезти героев, о которых говорил весь город, в здание суда, было перекрыто уличное движение и выставлены сильные кордоны из отрядов СС, армии и греческой полиции на площади Конституции, улице Стадиу и других. Зал заседании действительно находился в Парнассосе, а следовательно, вблизи от палаты депутатов и зданий различных министерств. Около тринадцати часов два больших тюремных автомобиля в окружении эскорта мотоциклистов подъехали к Парнассосу. Собравшиеся увидели Георгия Иванова, закованного в ручные кандалы, он первым вышел из машины. За ним появился Кондопулос, затем остальные обвиняемые.

Арестованные настолько изменились за время своего пребывания в тюрьме, что их трудно было узнать. Когда они входили в зал, послышался изумленный шепот даже среди судей — невероятно, чтобы эта группка живых скелетов угрожала «тысячелетней империи». Возглавляющий конвой офицер указал обвиняемым на их места. Они расселись и огляделись вокруг. Трое знаменитых афинских адвокатов заняли свои кресла перед ними. Это были Колимбас, Зепос и Лоизидис.

Назначенный защитником Иванова адвокат Колимбас получил обвинительное заключение всего лишь за пять минут до начала слушания дела и не успел даже ознакомиться с ним. Ему не разрешили даже взглянуть на акты, поскольку там содержались совершенно секретные сведения; адвокату только представили опись основных содержавшихся в деле документов. Колимбас наклонился к Георгию Иванову и сказал:

— Я проглядел бумаги и вижу — спасения нет… Вы действительно во всем признались?

— Я ни от чего не отрекался, — ответил Иванов.

— В таком случае остается один-единственный шанс — запутать дело так, чтобы отложили его слушание…

Иванов согласился.

Адвокаты уселись слева от обвиняемых. Любопытно, что немцы предприняли особые меры предосторожности, которые не наблюдались еще ни на одном из процессов. Перед всеми входами и выходами стояли удвоенные посты охраны с оружием наизготовку, точно такие же посты были расставлены почти у всех окон зала.