Агата и тьма

– Я считаю честью, – добавил он, – сопровождать автора на премьеру. И как, возможно, единственный человек во всей Британской империи, еще не читавший ваших романов, я с нетерпением жду возможности получить новый опыт.

Растрогавшись, она взяла руку сэра Бернарда и благодарно пожала.

Чуть подавшись вперед, Стивен сказал:

– Дам вам совет, сэр Бернард: если вы поймете, в чем секрет, не говорите ей. Чертовски раздражается.

Агата резко воскликнула:

– Стивен! – однако на самом деле это ее развеселило.

К тому же он был прав. Макс разгадал тайну, на которой был построен роман, ставший сегодняшней пьесой – и простить этого она ему не смогла.

Свет погас – и публика зааплодировала. Берти Моррис вышел на авансцену в свете софитов, чтобы поприветствовать зрителей премьеры, но Агата не услышала ни слова из его речи, которая оказалась короткой. Она так нервничала, словно ей самой предстояло выйти на сцену.

Ей можно было не бояться. Представление с участием великолепных актеров – Генриетты Уотсон, Линден Трэверс, Перси Уолша, Теренса де Марни, Аллана Джийза, Эрика Каули и Гвин Никольс – прошло безупречно: трупы не вставали и не расхаживали по сцене (точнее, трупы, не предусмотренные текстом), зрители хихикали и даже хохотали над мрачными шутками, а также дружно ахали от испуга и изумления во все предусмотренные моменты.

Она была довольна. Ей нравилась пьеса – и ее восхищало то, что сделали с ней Берти и Айрин. И зал аплодировал бурно и долго: Агата потеряла счет финальным выходам труппы. В самом конце вперед вышел Берти, представив Айрин, которая поклонилась, сказав короткую речь. На крики «Автора! Автора!» – Берти указал на сидящую в зале Агату, и та неохотно и ужасно смущенно встала и чуть поклонилась.

Зрители встали с мест – ее первая бурная овация! Как чудесно! Сотрясающие потолок аплодисменты звучали для нее сладкой музыкой.

И Берти, да благословит его Бог, только представил ее зрителям и не стал пытаться принудить к столь пугающей ее речи.

Когда зажегся свет, она вышла в проход, чтобы поговорить со зрителями, с готовностью подписывая программки, книги и альбомы автографов. Она была не против разговоров – коротких и адресных – с умными поклонниками. А все, кому нравились ее книги, могли считаться таковыми. Рядом с такими дружелюбными обычными людьми, как эти театралы, ее робость и нервозность, к счастью, исчезали.

По этой причине она оказалась последней из гостей, кого должны были везти в «Савой» на «Роллс-Ройсе». Даже актеры успели смыть грим, сменив костюмы на вечерние наряды, когда Агата, наконец, прекратила общение с обожающей публикой. («Лучшая ваша вещь, дорогая!», «Высший класс – вот что я скажу!», «Победа!», «Сплошное наслаждение!»)

Караван «Роллс-Ройсов» должен был сделать несколько рейсов – и Агата ждала машину в фойе театра, отойдя от стеклянных дверей. Суматоха, слава богу, закончилась. На улице у театра было пусто, не считая Джанет Камминз и ее мужа: Джанет поручили заботиться об Агате, пока остальные «Роллс» за «Роллсом» отправились в отдельный зал в «Савойе».

В театре остались считаные служащие: даже капельдинеры разошлись. Помощник администратора разбирался с какими-то делами в билетной кассе. Дожидаясь машины, она забрела обратно в зал. Занавес подняли, открыв декорации богатой современной гостиной с балконными дверями, выходящими к нарисованному морю.

Сегодня она получила ответ на один вопрос.

Она видела и слышала, как зрители военного времени реагируют на пьесу, которая была чуть ли не самой кровожадной в ее творчестве: семь убийств и самоубийство. И они были от нее в восторге – от каждой ужасающей минутки.

Времена и правда настали ужасные – начиная со зверств самой войны и кончая последней цепочкой вест-эндских убийств, в расследование которых она позволила себе впутаться.

Никогда еще поставляемая ею пища для эскапизма не принималась с такой благодарностью – словно самое необходимое питание. Когда наступит послевоенное время, она прекрасно в него впишется. Возможно, ей понадобится сделать свои книги чуть более глубокими в плане психологизма, дабы угодить публике, ставшей менее наивной, чем в золотое время, – и благодаря взаимодействию с инспектором Гриноу и сэром Бернардом она постарается изображать полицейские и судебные процедуры более точно и реалистично.

Но если не считать этого, «колбасная фабрика» (так она мысленно называла свои труды) продолжит работу – спасибо большое.

С чувством, будто с плеч ее свалился тяжкий груз, она пошла обратно в фойе… и взрыв сотряс здание, швырнув ее на покосившийся пол, по которому она в своих мехах и нарядном платье закатилась в угол между билетной кассой и лестницей, а фойе начало оседать. Со сверхоглушительными звуками лавина строительных материалов летела вниз, поднимая тучи пыли и мелких крошек.

Кто-то завопил – не Агата, какая-то женщина на улице, наверное Джанет Камминз. Ошеломленная и оглохшая, Агата теснее вжалась в угол: с потолка продолжали сыпаться куски, заставляя перемолотые в пыль кирпич, камень и известку зависать в воздухе грязными клубами.

И наконец – спокойствие.