Агасфер. В полном отрыве

Нет, его воспитание и образование не грешили недостатками. Самым большим пробелом в воспитании наследника престола было то, что он был практически изолирован от своих сверстников. Это не дало молодому царю возможности утвердиться в кругу равных. Юный царевич был также лишен возможности сформировать свои собственные независимые суждения и совершить свои собственные ошибки, которые он затем смог бы исправить. Когда его отец, Александр III, неожиданно умер в возрасте 49 лет, наследник престола был плохо подготовлен к выполнению своих будущих царских задач. К государственной и законодательной работе его начали привлекать поздно и абы как.

Кроме того, родня и придворное окружение очень быстро просчитали, что молодой царь и на треть не обладает силой воли и решительностью своего отца. За некоторыми исключениями, Николай был неспособен аргументировано доказать что-либо своим министрам, или на равных обсуждать с вельможами предлагаемый политический курс. Николай не любил, а часто и не отваживался возражать не только министрам, но и старым слугам. Он всегда старался избегать всего неприятного. Как полагал сейчас Дмитрий Шереметьев, он просто стеснялся бить «верный» шар, закончить партию и огорчить проигрышем своего адъютанта.

Однако нынче адъютант ошибался. Николай думал сейчас не об игре – все его мысли крутились сейчас вокруг утреннего военного совещания. Царь вспоминал доклады военного министра, генералов, великих князей. Уверенный тон их выступлений, сдержанную, но вместе с тем решительную жестикуляцию. Даже позвякивание звезд орденов на парадных мундирах при известном воображении можно было сравнить с отдаленным набатом. Они все были за продолжение военных действий – все, кроме него! Потеряв флот, положив десятки тысяч солдат, они говорили на совещании с интонацией победителей…

Николай снова остановился, крутя в пальцах кий. Бросил быстрый взгляд на подполковника Шереметьева, застывшего поодаль от стола со своим кием, словно с ружьем «на караул». Спроси его сейчас – за войну он или мир – ведь наверняка выкатит грудь колесом, заявит о своей вере в непобедимость русского оружия! Впрочем, откуда ему знать верное решение… Паркетный шаркун, трудолюбиво зарабатывающий чины и награды подле него…

– Господин Шереметьев, я смотрю на вашего «Станислава», и к стыду своему, не могу припомнить повод для сего награждения…

– Извольте припомнить, ваше величество! – с ноткой обиды и даже прикрывши звезду ордена на мгновение рукой, словно защищая от посягательств, забормотал Шереметьев. – Был отмечен вами, государь, за отличную ревность на военном поприще, равно как и преуспеяние в христианских добродетелях, и был включен в список представляемых к награде Ее величеством, по случаю именин Александры Федоровны…

– Да-да, что-то такое припоминается, – покивал Николай с конфузливой улыбкой и снова повернулся к бильярду.

И чего было конфузиться? Не подвиг ратный, чай забыл… Покосившись на партнера, ревниво определяя – заметил «шаркун» его конфуз или нет, – Николай нарочито озаботился кожаной наклейкой на ударном торце кия. Внимательно осмотрев ее, он счел наклейку все же подходящей, снова прицелился и, наконец, нанес несильный удар. Биток сорвался с места, ударил, и луза затрепетала, принимая шар-победитель. Дежурный офицер Шереметьев, скрывая вздох, легко щелкнул каблуками и констатировал:

– Партия, ваше величество! Ваш выигрыш – как всегда!

Николай II нерадостно засмеялся, погрозил дежурному офицеру пальцем:

– Не надо льстить, господин Шереметьев! Вы одерживаете победы чаще! Просто нынче, вероятно, мой день!

Дежурный по охране Царского Села снова щелкнул каблуками, склонил голову:

– Дозвольте вернуться к исполнению своих обязанностей, ваше величество!

– Конечно, Дмитрий, идите, notre cher gardien de repos[109]! – резкий голос царицы нивелировала ее холодная улыбка. – А нам с его величеством пора идти спать – у нас сегодня был весьма напряженный день!

– Да-да, Аликс, но мне еще к тому же надо непременно нужно отразить нынешний день в дневнике!

Помахав на прощанье рукой дежурному подполковнику, Николай II предложил супруге руку и вышел вместе с ней из бильярдной.

В спальне он раскрыл знакомую всему Двору тетрадку, заботливо осмотрел кончик «вечного пера» и склонился над дневником. Аликс, зная, что над записями супруг долго не засидится, терпеливо ждала его с нераскрытой книжкой в руках: предстояло выполнить еще одну традиционную супружескую обязанность – сходить в детскую половину во втором этаже дворца, вместе поцеловать детей на ночь.