Не закончив, Николай снова повернулся к Ламздорфу и Сахарову одновременно:
– Глубокие знания предмета переговоров и международный авторитет – безусловно, прекрасные составляющие для кандидата в главные переговорщики от российской стороны, граф. Но главное для сего ответственейшего поручения – полное доверие к нему государя, всего русского народа! Между тем замечу, что многие демарши Сергея Юльевича Витте за последние несколько лет ни в коей степени не позволяют мне утвердить его кандидатуру с легкой душой. Я не собираюсь перечислять сейчас все грехи и странности господина председателя Кабинета Министров… Но скажу вам откровенно: полного доверия у меня к нему, увы, нет!
Николай, резко отодвинув кресло, встал с места, и раздраженным жестом приказал вскочившим одновременно министрам и Лаврову оставаться на местах. Пройдя мягкими шагами до ближайшего окна, император некоторое время постоял у него, легко дотрагиваясь до тяжелых штор и словно бы собираясь с духом. Наконец он, поворотясь, направился к столу, остановился за креслами министров и оперся на их спинки руками:
– Мой покойный батюшка, император Александр III, любил господина Витте за его резкость и прямоту суждений, – тихо, словно за стенами столовой притаились соглядатаи, продолжил Николай. – Но за годы, прошедших с тех пор, эта резкость и прямота, как мне кажется, переродилась у господина Витте в наглость и развязность. В непоколебимую убежденность, что все, что он делает и говорит – единственно правильно и верно. Я не отрицаю, что он представляет собой выдающуюся личность – но, спрошу я вас, господа министры: целостна ли эта личность? Не состоит ли она, как утверждает мой друг и учитель, господин Победоносцев, из кусочков? Нынче доминирует один кусочек, завтра – другой?
Николай вернулся на свое место и сел, крепко сцепив на папке Лаврова пальцы. Пауза затягивалась, министры молчали. Поняв, что ответа он не дождется, Николай вздохнул, отодвинулся от стола и в упор, что было ему несвойственно, посмотрел в глаза Ламздорфу:
– Но у меня, похоже не оставлено выбора. Наиболее опытные ваши зубры, граф, отказались по разным причинам взять на себя эту миссию[152]. Но есть ли у вас гарантия, граф, что господин председатель Комитета Министров Витте, предложи я ему возглавить делегацию, не ответит мне оскорбительным по духу отказом?
Ламздорф вскочил с места, умудрившись зацепиться Андреевской лентой за спинку кресла:
– Будьте покойны, ваше императорское величество: он не откажется!
– Вы убеждены, граф? Учтите: его отказ поставит меня в глупейшее положение!
– Уверен, ваше императорское величество!
– В таком случае я прошу вас немедленно, прямо отсюда, поехать к господину Витте и прозондировать его позицию, господин министр иностранных дел! Немедленно!
– В таком случае, государь, позвольте мне удалиться! – Ламздорф поклонился и, видя утвердительный кивок Николая, поспешно направился к выходу из Кавалерской столовой.
Лавров сидел как на иголках, ерзал в своем кресле и военный министр. Между тем император, глубоко задумавшись, казалось, не обращал на них никакого внимания.
Наконец Николай, словно очнувшись, с грустной улыбкой проговорил:
– Вы тоже свободны, господа! Если, конечно, у вас нет ко мне каких-либо просьб или пожеланий…
– Только два слова, ваше императорское величество! – решился Лавров. – В прошлый раз вы изволили мне передать ваши часы моему человеку в Японии…
– Да, припоминаю, – рассеянно кивнул Николай. – И что же?
– Буквально на днях, ваше величество, я получил из заслуживающих доверия источников подтверждение тому, что этот человек жив! Так что ваше повеление, в случае окончания войны, будет, скорее всего, непременно выполнено!
– И что же это за источники, полковник? – улыбнулся Николай. – Не голубиная почта, надеюсь?
– Никак нет, ваше императорское величество! Известие получено от камергера Павлова, безусловно известного вам, государь. Днями я ожидаю прибытия в Петербург прибытия агента господина камергера, по национальности француза. Много раз, по приказанию Павлова, этот француз с риском для своей жизни выполнял в Японии его поручения. Его высокопревосходительство военный министр может подтвердить вам ценность для наших войск на Дальнем Востоке добытой этим французом информации из стана врага…
– Вот как? В таком случае вам поручается, господин полковник, представить мне этого француза! Одно дело – уверения французского правительства в солидарности с Россией, и совсем другое – личное мужество, выказанное французским подданным! Я полагаю, Виктор Викторович, что этот агент достоин высокой награды!
– Точно так, ваше императорское величество!
– И он получит эту награду из моих рук, господа! – подвел черту Николай. – Господин полковник, не сочтите за труд уведомить министра двора о вашей готовности представить мне этого французского подданного! Завтра мы переезжаем в Зимний, так что прием и награждение состоятся, полагаю, там… – Рад стараться, ваше императорское величество!
Глава двадцать первая