Хуже всего было то, что она не могла вспомнить ни своего имени, ни адреса, ни других подробностей довчерашней жизни. В остальном же устройство мира и современного ей общества представлялось довольно чётко. Среди множества нужных предметов, извлечённых из своей сумочки, она не обнаружила ни единого клочка бумаги с собственными анкетными данными или другими наводящими сведениями. Найденная на буфете записка от подруги Светланы ничем не помогла. В послании значилось: «Хей-хей, привет! Страшно рада, что ты решила на этот раз пожить у меня. И ещё более огорчена, что не смогу с тобой повидаться: посылают на месяц в Канаду, что с другой стороны не так уж и плохо – я многого жду от этой поездки. Прохвоста пристроила (припомнилось, что так зовут Светланиного кота) Аэлите Васильевне (а это – соседка, такое имечко при всем желании не забудешь). Она же согласилась и цветы поливать. Я ей не стала говорить, что ты приедешь, а то она вызвалась бы устроить тебе встречу с блинами и пирогами. Вряд ли тебе сразу же захочется тесного и шумного общения с Аэлитой. Крокуса взял на месяц Борис. (Крокус – это большая собака невнятной породы, а вот Бориса вспомнить не удавалось). Будь как дома! На этажерке новые записи, в баре классный коньяк. Светлана. 16 мая…»
С чего это ей пришло в голову назваться Катей? Впрочем, имя вполне достойное, припоминается: бабушку так зовут. Где-то у моря в симпатичном домике с садом живёт её бабушка Катя. Вот с фамилией совсем скверно: не приходит в голову совсем ничего, даже бабушкина не всплывает из недр памяти. Зато всех политических деятелей и половину безголосых певичек, промелькнувших за вечер на экране телевизора, она совершенно чётко помнила по именам. Вот и разберись с этим удивительным приспособлением, именуемым памятью!
Ну, ничего, завтра придёт Аэлита и наверняка назовет её по имени. А там, глядишь, и прочие анкетные данные как-то прорисуются. От этой успокаивающей мысли непостижимым образом захотелось спать. Катя (пусть пока зовется так!) сладко зевнула, потянулась – и отправилась разыскивать постельное бельё.
Глава восьмая, из которой читатель вместе с Мышкой узнаёт о событиях на Садовой-Кудринской
«Он умер от смертельной дозы чего-то такого, что только врач может произнести правильно».
Агата Кристи «Карибская тайна»
– Наталья Григорьевна, это я. Добралась благополучно, все в порядке.
– Спасибо, Маришенька. Спокойной ночи, – ответила Шуркина мама.
– Спокойной ночи.
На часах было уже почти три. Я легла на диван и прикрыла глаза. Спать не хотелось, наверное, потому что было всё ещё слишком душно. Я встала и распахнула дверь на лоджию. Воздух, наполненный запахами и звуками ночного города, ворвался в комнату. Стало немного прохладнее, но сна всё равно не было. Где-то протарахтела машина, затем ещё одна. И тут я вспомнила, что собиралась кое-что выяснить. Зажгла свет, включила телевизор и устроилась на диване с журналом «Красота и здоровье», который мне так и не удалось досмотреть до конца. Телевизор тихонько жужжал, нарушая таинственную тишину ночи. Сейчас должна начаться та самая ночная передача, которую я никогда не смотрю из-за одного только названия: то ли «Час криминала», то ли «Криминальные новости». Но пока показывали какую-то полукомедийную чушь, похоже, французскую. Фильм затянулся.
Я открыла журнал и занялась изучением статьи о новом методе пластической косметологии профессора Самойлова-Дмитриевского. После довольно подробного, хотя и малопонятного описания, было помещено интервью с автором фантастического и многообещающего открытия.
«