Африканский штрафбат

Затем последовали несколько довольно успешных рейдов, в результате которых удалось снять угрозу для города, в случае падения которого для повстанцев был бы открыт прямой путь на столицу. Если бы не успешные действия авиации повстанцы всего через сутки могли бы вздёрнуть Арройю и его министров на балконе президентского дворца, а заодно сжечь живьём тех наёмников, которые не успели бы улететь.

Вскоре самолёт Нефёдова с большой цифрой 15 на фюзеляже получил у чернокожих солдат прозвище Aardvark. Так местные называли мифическое существо, способное проходить сквозь стены и внезапно появляться из темноты над бивуачным костром, чтобы схватить душу жертвы. Подобным образом Борис ночами «проходил» сквозь стены партизанских ПВО, внезапно появляясь над лагерем повстанцев…

Напряжённая работа практически в круглосуточном режиме отнимала слишком много сил у уже немолодого мужчины.

В жарком экваториальном климате Центральной Африки даже самолёты долго не выдерживали из-за резких перепадов температуры, ужасающей жары и высокой влажности. Чего уж говорить о людях. Испепеляющая жара в этих краях давно стала легендой у тех, кто бывал здесь и сумел выбраться обратно в Европу. «Птицы садятся на телеграфные провода и тут же падают наземь уже зажаренными» – такая шутка стала навязчивой среди лётчиков.

Когда солнце в зените аэродром становился адским пеклом: каучуковые подошвы ботинок прилипали к горячему бетону, а обшивка самолёта раскалялась так, что дотронувшись до неё рукой, незащищённой перчаткой, можно было получить самый настоящий ожог. И всё это при очень высокой влажности, которая изнуряющее действовала на уже немолодое сердце лётчика. Поэтому в разгар рабочего дня у Нефёдова имелось только одно желание: как можно скорее забраться в кабину и на высоту, ибо там спасительная прохлада и дышится намного легче.

Ну и конечно на нём начинали сказываться мощнейшие психологические нагрузки! Слишком часто за последнее время Борису приходилось заглядывать смерти в глаза. Нервы его были обнажены, организм напоминал выжатый лимон.

Старый солдат сильно вымотался, похудел. Одежда висела на нём, как на вешалке. По привычке пытаясь с иронией смотреть на любые жизненные тяготы, Борис говорил про себя сослуживцам:

– Сейчас у меня идеальный жокейский вес. При моём небольшом росте я не утомлю коня. К нашим хилым крылатым «конягам» это тоже относиться. Надо попросить начальство, чтобы мне прибавили жалованье за экономию ресурса двигателя и бензина.

От африканского загара и тяжёлой, поистине бурлацкой работы Борис почернел и будто высох, визуально постарев лет на десять. Тем не менее, когда после полётов он выходил в раздевалку из душа, то ловил на себе уважительные взгляды сослуживцев. В его широких плечах, крепко сбитой фигуре, небольших мускулах, быстрых движениях по-прежнему чувствовалась большая природная сила и неисчерпаемый запас выносливости.

Профессиональное выгорание уносило много жизней, причём, большинство погибших и покалечившихся были молодыми и физически крепкими парнями. День за днём они работали на пределе своих возможностей, параллельно накапливалась усталость, раздражительность, люди теряли сон. Чтобы расслабиться парни засиживались в баре до закрытия, напиваясь почти до бессознательного состояния. Наутро у них тряслись руки и болела голова. Это только ускоряло трагическую развязку.

Других неделями донимал понос (известный всем фронтовым лётчикам, воюющим на износ, когда из твоего организма, словно уходят все соки). Кто-то терял аппетит или впадал в полное безразличие. Были и такие, кто вдруг панически начинал бояться летать. Но твои личные проблемы никого не волновали. Всё равно до истечения контракта покинуть службу было нельзя.

Здесь не существовало такого понятия, как «операционный цикл» (короткие отпуска давались командирами только в виде награды особо отличившимся пилотам), когда лётчиков после выполнения определённого количества боевых вылетов отправляют в тыл для отдыха, прохождения медицинского обследования в госпитале. Так в годы Второй Мировой войны воевали американцы, англичане и их союзники по демократического миру с его уважением к человеческой жизни. А вот по другую сторону линии фронта работал совсем иной принцип: «Сражайся, пока не погибнешь или не станешь калекой!». Даже опытные германские, советские и японские асы часто не выдерживали сумасшедшего ритма фронтовой работы и совершали роковые ошибки…