Афинские убийства, или Пещера идей

Когда Крантор закончил говорить, воцарилась полная тишина.[61]

Обрубок хвоста Кербера, следовавшего за хозяином, встал дыбом, и пес яростно залаял у его ног, показывая острые клыки, как бы вопрошая, что он теперь собирается делать. Крантор нагнулся, как нежный отец, который не сердится на маленького сына, отрывающего его от разговора со взрослыми, взял его в свои огромные руки и понес к дивану, как маленькую белую дорожную сумку, наполненную с одного конца и пустую с другого. С этого момента он, казалось, утратил всякий интерес к происходящему вокруг и принялся играть с собакой.

– Крантор использует слова, чтобы критиковать их, – заметил Эспевсип. – Как видите, говоря, он сам себе противоречит.

– Мне понравилась мысль о книге, в которой собраны все наши мысли, – проговорил Филотекст из тени. – Можно ли создать подобную книгу?

Платон коротко засмеялся.

– Как заметно, что ты писатель, а не философ! Я тоже когда-то писал… Поэтому могу легко отличить одно от другого.

– Возможно, это одно и то же, – возразил Филотекст. – Я выдумываю героев, а ты – истины. Но не будем отходить от темы. Он говорил о книге, которая отображает наше мышление… или наше познание вещей и существ. Возможно ли написать ее?

В эту минуту молодой геометр Каликл, единственным, но весьма заметным недостатком которого были неловкие движения, будто его конечности были вывихнуты, извинился, поднялся и перенес все свои кости в тень. Диагор заметил отсутствие Анфиса, главного виночерпия. Куда он подевался? Гераклес тоже не возвращался.

Помолчав, Платон возразил:

– Книгу, о которой ты говоришь, Филотекст, написать нельзя.

– Почему?

– Потому что это невозможно, – спокойно ответил Платон.

– Объясни, пожалуйста, – попросил Филотекст.

Медленно поглаживая седоватую бороду, Платон сказал:

– Уже довольно давно все члены нашей Академии знают, что существует пять уровней или ступеней познания всякого предмета: имя, определение, изображение, логическая дискуссия и сам Предмет, который и является целью познания. Но письмо достигает лишь двух первых уровней: имени и определения. Написанное слово – не изображение, и поэтому оно не может стать третьей ступенью. И написанное слово не мыслит, поэтому не может стать логической дискуссией. И тем более им нельзя постичь последней ступени, самой Идеи. Таким образом, невозможно написать книгу, которая отобразила бы наше познание вещей.

Филотекст на мгновение задумался, а затем сказал:

– Если ты не против, приведи мне пример каждой из этих ступеней, чтобы я мог их уразуметь.

Тут же вмешался Эспевсип, будто бы приведение примеров Платону не подобало.

– Все очень просто, Филотекст. Первая ступень – имя, это может быть любое название. Например: «книга», «дом», «трапезная»… Вторая ступень – определение, это фразы, которые описывают имена. В примере с «книгой» определение: «Книга – это папирус, на котором записан законченный текст». Очевидно, что литература может охватить лишь имена и определения. Третья ступень – изображение, образ, который каждый из нас представляет у себя в голове, когда думает о чем-то. Например, подумав о книге, я вижу развернутый на столе свиток папируса… Четвертая ступень – логика, это как раз то, чем мы сейчас занимаемся: обсуждаем с помощью разума любую тему. В нашем примере это была бы беседа о книге: ее происхождении, цели… А пятая и последняя ступень – это сама Книга, идеальная книга, превосходящая все книги в мире…

– Поэтому, Филотекст, мы считаем написанное слово весьма несовершенным, – произнес Платон, – и отмечу, что при этом мы не хотим унизить писателей… – Послышался сдержанный смех. Платон добавил: – Как бы там ни было, думаю, ты уже понял, почему невозможно создать подобную книгу…

Казалось, Филотекст задумался. Чуть помолчав, он сказал своим дрожащим голоском:

– Спорим?

Смех теперь стал всеобщим.

Диагор, которому беседа стала казаться глупой, беспокойно задвигался на ложе. Куда делись Гераклес и Анфис? Наконец он с большим облегчением заметил, как толстая фигура Разгадывателя показалась из темноты кухни. Лицо его было, как всегда, непроницаемым. Что могло случиться?

Гераклес даже не вернулся на ложе. Он поблагодарил за угощение, но пояснил, что некие дела требуют его возвращения в Афины. Менторы распрощались с ним быстро и сердечно, и Диагор проводил его к выходу.

– Где ты был? – спросил он, убедившись, что их никто не слышит.

– Мое расследование подходит к концу. Недостает лишь решающего шага. Но он уже у нас в руках.

– Менехм? – Взволнованный Диагор заметил, что в руке у него до сих пор была чаша с вином. – Это Менехм? Я могу обвинить его публично?

– Пока нет. Завтра все решится.

– А Анфис?

– Он ушел. Но не тревожься: сегодня ночью за ним приглядят, – усмехнулся Гераклес. – Сейчас мне нужно уйти. И успокойся, любезный Диагор: завтра ты узнаешь правду.[62]

8