Афинские убийства, или Пещера идей

ХОР: Опасности тебя подстерегают! И ты уже предупрежден, о, Переводчик![44]

В холодной темноте улице, преследуемый внимательным оком луны, Диагор несколько раз глубоко вдохнул. Вышедший вслед за ним Разгадыватель тоже тяжело дышал, но в его случае причиной этому послужил тяжелый подъем по лестнице.

– Ты узнал их? – спросил он.

Диагор кивнул.

– На них были маски, но это они.

Назад они пошли теми же пустынными улочками. Гераклес сказал:

– Ну и что же это значит? Почему Анфис и Эвний приходят сюда по ночам, закутавшись в длинные темные туники? Полагаю, ты сможешь мне это объяснить.

– В Академии мы считаем, что театр – вульгарное подражательное искусство, – медленно сказал Диагор. – Мы прямо запрещаем нашим ученикам ходить на театральные представления, и даже речи не может быть о том, чтобы они в них участвовали. Платон считает… Ну, все мы считаем, что большинство поэтов ведут себя неосторожно и подают дурной пример юношам, изображая благородных героев, преисполненных отвратительными пороками. Настоящий театр для нас – это не грубое развлечение для потехи или для устрашения народа. При идеальном правлении Платона…

– По-видимому, не все твои ученики придерживаются такого мнения, – прервал его Гераклес.

Диагор с болезненным видом закрыл глаза.

– Анфис и Эвний, – пробормотал он. – Никогда бы не поверил.

– И, вероятно, Трамах тоже. Мне очень жаль.

– Но что это за… дикий спектакль? И что это за место? Кроме театра Одеон, я не знаю в Городе ни одного крытого театра.

– Ах, Диагор, Афины дышат, пока мы с тобой думаем! – воскликнул Гераклес со вздохом. – Вокруг много такого, чего не видят наши глаза, но что существует в народе: бессмысленные развлечения, невероятные ремесла, непонятные дела… Ты никогда не выходишь из своей Академии, а я никогда не выхожу из своего мозга, а это – одно и то же, но Афины, мой дорогой Диагор, – это не наша идея Афин…

– Теперь ты думаешь так же, как Крантор?

Гераклес пожал плечами:

– Я пытаюсь сказать тебе, Диагор, что в жизни есть странные места, где мы с тобой никогда не были. Раб, рассказавший мне об этом, заверил меня, что в Городе есть несколько таких потайных театров. Как правило, это купленные за бесценок торговцами метеками старые дома, которые потом сдают внаем поэтам. Полученные деньги идут на уплату больших налогов. Конечно же, архонты не позволяют это делать, но, как ты сам видишь, зрителей хватает… Театр в Афинах – это коммерция, которая приносит довольно большую прибыль.

– А сам спектакль…

– Я не знаю ни названия, ни сюжета, знаю только автора: это трагедия Менехма, поэта и скульптора. Ты видел его игру?

– Менехма?

– Да, это сидевший за столом человек, который играл Переводчика. Маска у него небольшая, и я смог его узнать. Очень интересный тип: у него скульптурная мастерская в Керамике, он зарабатывает на жизнь, вырезая фризы для домов афинской знати, и пишет трагедии, которые никогда не ставятся официально – только для группы «избранных», таких же посредственных поэтов, как он, в этих темных театришках. Я немного порасспросил о нем в его квартале. Кажется, он использует свою мастерскую не только для работы; он устраивает ночные пирушки, как в Сиракузах, оргии, от которых любой побледнел бы. А главные его гости – мальчишки, которые служат ему моделями для мраморов и хоревтами в спектаклях…

Диагор обернулся к Гераклесу.

– Неужели ты осмеливаешься намекать, что… – сказал он.

Гераклес пожал плечами и вздохнул, будто ему нужно было сообщить плохую новость, и это несколько тяготило его.

– Иди сюда, – сказал он. – Давай остановимся и поговорим.

Они стояли на открытом месте, рядом со стоей, стены которой были расписаны фресками, изображавшими человеческие лица. Из всех черт художник оставил на них только глаза, и теперь, широко открытые, они следили за всем вокруг. Вдалеке, на улице, под присмотром луны залаяла собака.

– Диагор, – медленно начал Гераклес, – несмотря на то, что мы знакомы недавно, я думаю, что немного знаю тебя, и подозреваю, что ты думаешь то же самое по отношению ко мне. То, что я скажу, тебе не понравится, но это – истина или часть истины. И ты заплатил мне, чтобы узнать ее.

– Говори, – сказал Диагор. – Я выслушаю тебя.

Мягким, как крылья маленькой птахи, голосом Гераклес проговорил: