"С возвышенности мы сейчас видны, как на ладони", - успел подумать Антон. В следующую секунду тишину ночи прорезал сухой треск автоматной очереди. Впереди, всего сантиметрах в сорока от того места, где лежал Макарьев, песок несколькими фонтанчиками взвился вверх. Игнатов громко охнул, схватился рукой за левое предплечье и перевалился на бок. Почти машинально, не целясь и даже не поднимая головы, Антон вдавил указательным пальцем спусковой крючок своего "калашникова". Автомат возмущенно плюнул огнем, затрясся и загрохотал. Дуло его было направлено вверх под углом где-то около тридцати градусов и очередь вспорола небо слишком высоко над головами нарушителей. Троица около ограждения была ослеплена прожектором, поэтому тоже не смогла точно прицелиться, и палила из двух или трех стволов просто наугад. Несколько коротких очередей с визгом пронеслись где-то в пространстве над Макарьевым. Ефименко на вышке, наконец, сообразил, что дело неладно и луч прожектора круто ушел в сторону. Антон перестал стрелять, резко дернулся вправо и перекатился к самому проволочному забору. И вовремя - тут же в то место, где он только что лежал, ударила прицельная и длинная автоматная очередь. Макарьев чуть приподнял голову и увидел, что один из нарушителей привстал с земли и из своего короткого автомата буквально поливает огнем его прежнюю позицию.
"Ага, прожектор их все-таки ослепил и стрелок в темноте пока еще плохо видит, - сообразил он. - Вот и на нашей улице праздник, ребятушки!"
Он поймал на мушку теперь уже хорошо различимый на фоне светлеющего предрассветного неба силуэт стрелка и выстрелил. "Калашников" громыхнул короткой очередью, поперхнулся и замолчал. Патроны закончились. Стрелок на возвышенности дернулся, издал глухой гортанный крик и тяжело осел на землю.