– Потому что объяснять нечего было. Наш разговор слышали и замполит, и секретарь партбюро Булыгин. А все эти записки, кому они нужны? Я прямо высказал Гломову, что он из себя представляет, и от слов не отказываюсь. А бумаги пусть замполит пишет. Это его работа.
– Тебе не кажется, Тимохин, что ведешь себя вызывающе? И забываешь иногда, что служишь в армии, а не трешься где-нибудь на гражданке. Забываешь, что в армии существуют такие понятия, как субординация и воинская дисциплина. Кто бы ни был твоим начальником, ты обязан ему подчиняться. Не кажется?
– Виноват, товарищ генерал-майор!
Что еще мог ответить комдиву старший лейтенант?
Максимов передразнил Тимохина:
– Виноват!
Генерал спросил Галаева:
– Товарищ подполковник, а ваш секретарь партбюро – уж не тот ли старший лейтенант, которого гоняли пьяные солдаты по полигону?
Галаев утвердительно кивнул:
– Он самый!
– Тогда ничего не понимаю! Как этот офицер мог возглавить партийную организацию, если его самого еще воспитывать и воспитывать надо?
– Вы же знаете, товарищ генерал, как это происходит. Мой замполит согласовал кандидатуру Булыгина с начальником политотдела дивизии, собрание части избрало старшего лейтенанта секретарем.
– Так! А парткомиссия утвердила кандидатуру Булыгина?
– Насколько мне известно, пока нет. Должна на ближайшем заседании утвердить.
Комдив поднял трубку телефона:
– Соедините меня со штабом соединения!
И через несколько секунд:
– Максимов! Начальника политотдела, срочно!
Вновь непродолжительная пауза, после чего:
– Николай Николаевич? Максимов! ... Хорошо... нормально долетел... да, да, у меня к вам вопрос. За какие такие заслуги в ремонтно-восстановительном батальоне секретарем партбюро вы согласились определить старшего лейтенанта Булыгина? ... Ну и что? ... Вот оно как? Значит, выдвинул Василенко. И давно вы идете на поводу у заместителей в частях? Да, я против. Категорически против. ... Нет. Пусть решит парткомиссия, но я обязательно выступлю на ней, так что прошу без меня ее не проводить.
Генерал положил трубку на рычаги.
Взглянул на комбата:
– Подбирайте себе другого партийного лидера.
И как ни в чем не бывало продолжил чтение обобщенных докладов по Тимохину:
– Вновь употребление спиртных напитков.
Он поднял глаза на старшего лейтенанта:
– Ты что, Тимохин, запойный?
– Никак нет!
– Но тут отмечено, что ты постоянно пил почти неделю.
– Ну, раз отмечено, значит, запойный.
Генерал взглянул на комбата:
– В чем дело, Марат Рустамович?
Подполковник откашлялся:
– Я не видел и не читал содержимое этой папки.
– Замечательно! Так, а это что? Совсем свежий документ, рапорт начальника штаба. Ты, Марат Рустамович, разрешал заместителю обращаться к вышестоящему командованию?
– Да! В устной форме!
– Что ж, посмотрим, что хочет довести до командира дивизии твой начальник штаба.
Прочитав рапорт, Максимов бросил его на стол перед Тимохиным:
– Гломов написал правду?
Александр взглянул на текст рапорта, ответил:
– Не совсем! Никто его не трогал. Стычка была, да, но без рукоприкладства. Солдаты наряда могут подтвердить.
Генерал откинулся на спинку кресла:
– Опять стычка с начальником штаба!
За Тимохина неожиданно заступился командир батальона:
– Знаете, Николай Георгиевич, Гломов может вывести из себя кого угодно. Спесивая, самодовольная, высокомерная личность. Я просил перевести его в автобат! Мне такой начальник штаба не нужен! И Тимохин здесь ни при чем! Мне Василенко хватает, а дуэт с Гломовым для батальона это уже перебор.
Максимов спросил:
– Не помню, Гломов в Афганистане служил?
– Никак нет!
– А Василенко?
– Тоже нет!
– Ясно! О них позже, сейчас мы разбираем поведение Тимохина. И оно далеко не безупречно.
Генерал повернулся к старшему лейтенанту:
– Ответь мне, Тимохин, ты что, спокойно жить и служить в батальоне не можешь? Только не кивай на замполита и начальника штаба. В конце концов, если бы соблюдал требования Устава, то у них просто не могло быть к тебе претензий! И этого, – он поднес папку, – не было бы! Я читал отзывы о том, как ты работаешь в командировках. И с отчетами о проведении вашей группой сложных акций знаком. И у меня создается впечатление, что в Афгане Тимохин один человек, а в рембате, в Союзе, совершенно другой. Ты специально здесь нарываешься на неприятности? Или считаешь, если понюхал пороху, то остальные тебе в подметки не годятся? Ты боевой офицер, а кто не воевал – полуфабрикаты?
Тимохин ответил:
– Я такой, какой есть. И здесь, и «за речкой» никого ниже себя не ставлю, но терпеть беспредел начальников, которые ради собственной карьеры готовы идти по головам подчиненных, не намерен. Кто хочет, пусть терпит, я не буду. Можете делать со мной все что угодно.
Генерал покачал головой:
– Понятно! Мне ясна твоя жизненная позиция. Не один ты такой у меня. И это хорошо! Но вот как мне подписывать представление о твоем новом назначении с повышением?
Тимохин ответил: