Аэрокондиционированный кошмар

В случае Альберта Пайка мы имеем дело с человеком, столь же озабоченным стремлениями и благополучием человечества в целом, но совершенно другого темперамента и мировоззрения. Я ничего не слышал о нем, пока не попал в Канзас-Сити, где встретился с одним художником, хорошо знакомым мне еще по Парижу. Помимо прочего этот мой приятель был масоном. Обычно я узнавал от него о масонстве и других интересных вещах во время наших вечерних прогулок от кафе «Дом» к улице Фрудево. На этой улице, как раз напротив Монпарнасского кладбища, он жил, и я нередко получал там стол и кров в голодные и бездомные времена. Мне он казался в те дни странноватым малым. Разобраться во многом из того, о чем он тогда рассказывал, я не мог. Я предпочитал посмеиваться над ним втихомолку, о чем после очень сожалел; во искупление этого греха я и сделал крюк чуть ли не в тысячу миль для того, чтобы поприветствовать его в Канзас-Сити. Разумеется, я не обмолвился ни словом о своем раскаянии, предоставив моим поступкам говорить за меня. В награду я получил от него при прощании совершенно неожиданный подарок. Он одолжил мне на время книгу, которую мне страшно хотелось прочитать и с которой, думал я, он не расстанется ни на минуту. Тем более, как я понял, он всегда смотрел на меня как на довольно безответственную личность. «Феникс», так называлась эта книга, представлял собой иллюстрированный обзор теории и практики оккультизма, автора звали Мэнли Холл, издание 1931–1932 годов. Как бы то ни было, задолго до того, как я оказался в Литтл-Роке, где, кстати говоря, был с самым сердечным гостеприимством встречен другим крупным масоном, я проглотил книгу Мэнли Холла. Но, проскакав единым духом по ее очень неудобного формата страницам, — она больше напоминала какой-нибудь атлас, чем оккультный обзор, — я совершенно упустил из виду, что Альберт Пайк был родом из Литтл-Рока. Я едва не сбился с верного пути, сразу кинувшись в Консисторию, и лишь через несколько часов услышал от судьи Макхонея целую лекцию о необычайных достоинствах выдающегося гражданина Вселенной Альберта Пайка. Еще повезло, что я не стал дожидаться сведений о таком человеке из уст гида, который водил меня по Консистории. Вместилище разума этого зануды — подозреваю, тоже масона, но уж верно самой низкой степени, — было загромождено кучей статистической рухляди. Китайскому епископу, которого он, обалдев от счастья, вел почетным эскортом по мрачным достопримечательностям, может быть, было интересно, но меня все это ничуть не трогало, даже подавляло. Особенно картинка какого-то шведского художника, по поводу которой именно потому, что это был швед, гид заметил, что вот, мол, более изысканная живопись, чем другие олеографии, украшающие стены. Мы пришли в зал заседаний, и наш проводник, осторожно хлопоча возле электрического щита, стал создавать некую, как ему казалось, поэтическую мистериальную атмосферу, включая и выключая самое разнообразное по цвету и яркости освещение. Эта печальная экскурсия сопровождалась сухими цифрами относительно количества братьев, которые могут одновременно присутствовать на общей трапезе, времени, отведенного правилами для подготовки к продвижению от третьей степени к тридцать второй, и так далее. Самое лучшее, что там было, — гардеробная комната с реквизитом, хранившимся в отдельных стенных шкафчиках. Поразительное разнообразие одежд, и среди них уникальное одеяние «бедного человека». В самых великолепных костюмах было нечто азиатское, в других даже что-то от Тибета, если они только не были приготовлены для местной пожарной команды. Я узнал там кое-что и об Йоркском обряде для евреев «и прочих» (а кто они, «прочие»?), и о Шотландском, к которому принадлежал Альберт Пайк. Увиденные в этом хранилище маски немедленно пробудили во мне интерес. Но как только я начал расспрашивать нашего гида, до него сразу же дошло, что я не масон, и он поспешно убрал маски с глаз долой, явно почувствовав себя виноватым в излишней откровенности. Какого черта, подумал я, Атьберт Пайк с его талантом нашел в этой белиберде, во всех этих фокусах-покусах. Вслух формулировать мое удивление было бессмысленно — среди этой дешевой театральщины наш гид чувствовал себя как дома. Он еще приберег для нас изящную шуточку — предложил заглянуть в «комнату клуба миллионеров». Так он назвал бильярдную, где очумевшие неофиты могли на несколько кратких часов отвлечься от бесконечной утомительной зубрежки.

Вернувшись в свою берлогу, я вытащил книгу Мэнли Холла и перечитал его искрометное, вдохновенное эссе о великом американском масоне. Мои глаза сразу же нашли этот замечательный отрывок: