Адвокат с Лычаковской

Кроме них, в ресторане сидел еще один посетитель. Толстенький лысоватый дядечка, чем-то похож на университетского доцента, хлебал чай, грыз бублики и читал газеты. Одну, уже прочитанную, или на очереди, подложил под левый локоть, прижав к поверхности столика. Кошевой скользнул взглядом, увидел часть названия, понял — «Русское слово»[11]. Другую, в которую «доцент» углубился, Клим также узнал — «Киевские губернские ведомости»[12]. Шумная троица явно мешала, потому что дядечка время от времени зыркал поверх газетного листа, супил густые брови, потом молча делал глоток чая, откусывал бублик и снова погружался в чтение. Местный официант наверняка изучил поведение «доцента» — только тот допивал стакан, как ему уже подносили следующий, забирая спустошенный.

Сперва Клим не собирался задерживаться тут. Но один из группы позвал к себе. Решил — ему просто не находилось места. Поэтому широким жестом пригласили присоединиться, поставили рюмку и громко, хором, заказали еще графин водки. Кошевой выпил и закусил поджаренной ветчиной, хоть перед отъездом подпитался дома. Но решил отныне и дальше не отказываться: поезд вез в неизвестность, когда следующий раз удастся перекусить-неизвестно.

Новые товарищи знакомились, называли себя, но Клим не задержал в памяти ни одного имени. Знал — с молодыми купчиками ему точно не по дороге. Не из-за пренебрежения, наоборот — среди его клиентов преимущественно были помещики и промышленники среднего звена. Буквально, цель их путешествия была разной. Кошевой — вынужденный эмигрант, по сути — сбежавший из родного города, чего, конечно же, не сказал, ограничившись общим «по деловым вопросам». Товарищество — на воды. Сначала в Трускавец, потому что наслушались про новый европейский курорт[13], и там уже ждут отправленные заранее их пассии. Далее — в Баден-Баден, для сравнения. Один из компании оказался сыном какого-то «спиртового короля» из-под Полтавы, киевские друзья вытащили его с собой и время от времени называли галушкой. Может, тот и обижался, но старательно делал вид, что ему нравится.

Когда троица стала допытываться, по каким таким делам новый товарищ едет во Львов и не готов ли он плюнуть на все и поехать с ними, чтобы увидеть немного мира и познакомиться, если повезет, с хорошей девицей, Клим понял — пора. Извинился, выпил на посошок, сослался на головную боль и быстренько убрался прочь. Не волновало, что о нем подумают купчики и думают ли вообще.

Кроме него, вагон-ресторан не покинул никто из тех, кто сидел там раньше.

Рано утром, когда поезд остановился в Волочиске и пассажиры на границе начали показывать паспорта для проверки, Кошевой что было сил старался держаться спокойно и уверенно. Даже заставил себя улыбнуться пограничному офицеру. Тот взглянул на него, пожал плечами, взял паспорт, полистал и вернул. Вдруг, заметив что-то краем глаза, резко повернулся к окну, не выпуская документа из рук. Взглянув туда же, Клим увидел: старший офицер-пограничник и двое жандармских унтеров в форме зажали на перроне в клещи вчерашнего инженера. Тот был без фуражки, растрепанный, размахивал руками и что-то рьяно доказывал им.

Тут в поле зрения появился, будто ожившая журнальная картинка, жандармский офицер, за ним семенил кругленький «доцент», с тростью и в круглой шляпе. Он нес фанерный чемоданчик, обтянутый штучной кожей, и бросил ношу просто под ноги инженеру. От удара замок раскрылся, изнутри высыпались какие-то стянутые шпагатом книжечки, но разглядеть Клим не успел — группа на перроне дружно сдвинулась, заслонив подозрительный багаж. Кругленький показал рукой влево, офицер подал знак. Один из унтеров заспешил в том направлении, «доцент» покатился за ним. Жандарм же начал что-то выговаривать инженеру.

Увидев, что Кошевого события заинтересовали, офицер пожал плечами, буркнув:

— Пропагандисты. На этой неделе уже третьих снимаем.

Клим решил не вступать в опасные разговоры. А офицер — не вести их дальше. Больше не сказал ничего, кроме традиционного в подобных случаях пожелания счастливой дороги. Да и то выжал из себя: подданные Его Императорского Величества, государевы слуги, никогда не отличались чрезмерной вежливостью и дружелюбием.

Клим, который ранее никогда не пересекал западной границы, пришел к выводу: им тут дано специальное указание сохранять кислые лица. Ограниченный словарный запас, вероятно, определен высочайшим велением. Их перечень может быть написан в каком-то официальной бумаге. Его закрепили гербовой печатью. Вот они и здороваются, говорят «пожалуйста», благодарят и чего-то там желают, потому что есть на то соответствующее распоряжение. Когда поезд наконец тронулся и переехал через Збруч, Кошевой настолько увлекся своей версией, что сам поверил — все так и есть.