Адвокат мог не знать

– Ты хочешь, чтобы мне стало легче. – Вивиан всхлипнула и положила голову на плечо мужу. – Я решила попытаться еще раз. Эллиот уговаривал меня еще немного подождать, но я была полна решимости. Я никого не хотела слушать. Можно, наверное, сказать, что я была одержима. Мы даже поссорились.

– Я был встревожен состоянием твоей матери. Как физическим, так и психическим.

– Он предложил усыновление, принес мне материалы, но я слышать ничего не хотела. Я смотрела на беременных женщин, на матерей с младенцами и думала: это мое право, моя миссия в жизни. Мои подруги рожали детей. Почему им можно, а мне нельзя? Они меня жалели, и от этого мне становилось только хуже.

– Я не мог видеть ее такой несчастной. Такой потерянной. Это было невыносимо.

– Я снова забеременела. Я была так счастлива! Меня тошнило – как и в первые два раза. Меня страшно тошнило, у меня наступало обезвоживание. Но я была осторожна. Когда врачи велели мне лежать в постели, я легла в постель. На этот раз мне удалось преодолеть первые три месяца. Казалось, все было хорошо. Я почувствовала, как шевелится ребенок. Помнишь, Эллиот?

– Да, я помню.

– Я накупила одежды для будущих мам. Мы начали оборудовать детскую. Я прочла гору книг о беременности, о рождении и воспитании детей. У меня были проблемы с давлением. К седьмому месяцу они стали настолько серьезными, что мне пришлось на краткий срок лечь в больницу. Но потом все наладилось, и вдруг…

– Мы отправились на осмотр, – продолжил за жену Эллиот. – Сердцебиение плода не прослушивалось. Анализы показали, что ребенок погиб.

– Я им не поверила. Не хотела верить, хотя перестала чувствовать, как толкается ребенок. Я продолжала готовиться, читать книжки. Я не позволяла Эллиоту заговаривать об этом. Стоило ему открыть рот, как я становилась буквально невменяемой. Я заставила его держать это в секрете от всех наших знакомых.

– Пришлось вызвать искусственные роды, – вставил Эллиот.

– Это была девочка, – тихо продолжала Вивиан. – Мертворожденная. Такая прелестная, такая крошечная. Я держала ее и внушала себе, что она просто спит. Я знала, что это неправда, но, когда ее забрали, я буквально развалилась на части. Мне пришлось принимать таблетки, чтобы это пережить. Я… О боже, я стащила у твоего отца рецепты и получила по ним «Аливан» и «Секонал». Я целыми днями двигалась как в тумане, а по ночам лежала трупом. Я набиралась смелости, чтобы выпить все разом и просто уйти.

– Мама…

– Она была в глубокой депрессии. Мертворожденный ребенок, удаление матки… Потеря не только еще одного ребенка, но и надежды когда-либо иметь детей.

«Ей было двадцать шесть лет, – прикинула Колли. – Слишком мало для такой страшной утраты».

– Мне очень жаль, мама.

– Друзья присылали мне цветы, – вновь заговорила Вивиан. – Мне это было ненавистно. Я закрывалась в детской, разворачивала и снова складывала одеяльца, пеленки, детскую одежду. Мы назвали ее Элис. Я не хотела ходить на кладбище, не позволяла Эллиоту забрать колыбельку. Пока я не побывала на могиле, пока могла перебирать ее вещички, она была со мной.

– Мне стало по-настоящему страшно, – признался Эллиот. – Когда до меня дошло, что она принимает наркотики сверх предписания, я пришел в ужас. Я не мог до нее достучаться. Конечно, я мог отнять у нее лекарства, но это не решило бы проблемы. Я поговорил с ее акушером. Он предложил усыновление.

– Я слышать ни о чем не хотела, – снова вставила Вивиан, – но Эллиот заставил меня прислушаться. Он все изложил в строгих медицинских терминах. Можно сказать, это была шоковая терапия. Беременности больше не будет. Мы можем продолжать жить вдвоем. Он меня любит, мы можем прожить хорошую жизнь. Если мы хотим ребенка, надо изучить альтернативные возможности. Мы молоды, напомнил он мне. Состоятельны. Мы разумные, ответственные люди, мы можем обеспечить прочную и любящую семью какому-нибудь малышу. Что мне нужно – забеременеть или иметь ребенка? Если я хочу ребенка, у нас будет ребенок. Я хотела ребенка.

– Мы обратились в агентство… в несколько агентств, – продолжил рассказ Эллиот. – У них были листы ожидания. Но ожидание только ухудшало состояние Вивиан.

– Это стало для меня новым наваждением, – со вздохом призналась Вивиан. – Я перекрасила детскую. Отдала колыбельку и купила другую. Раздала все приданое, купленное для Элис, чтобы у нового ребеночка, когда он появится, было свое. Я воображала себя беременной. Где-то на свете уже жил мой ребенок. Нам просто нужно было найти друг друга. И каждый день ожидания оборачивался для меня новой потерей.

– Она расцвела надеждой. Мне была невыносима сама мысль о том, что это цветение увянет, что она опять впадет в тоску. Я поделился своими опасениями с Симпсоном, ее гинекологом. Рассказал, как мучительно мы оба восприняли известие о том, что ждать придется годами. Он дал мне имя адвоката, занимавшегося частными усыновлениями. Он имел дело непосредственно с биологическими матерями.

– Маркус Карлайл, – подсказала Колли, вспомнив имя, стоявшее в бумагах.