Адвокат чародейки

– Иногда мы очень сильно хотим чего-либо и поэтому ошибаемся, принимаем желаемое за действительное. Вы ошиблись.

И она потухла, точно в душе ее погас свет.

– Черт побери! – Желтовский вскочил с места. – Зачем, зачем ты мне-то морочишь голову?! Ты думаешь, что я вытягиваю из тебя правду, чтобы обвинить в убийстве и послать на виселицу? Да я сам взойду на эшафот, только откройся мне и дай возможность защитить тебя!

– К чему все это? – она пожала плечами. – Пусть будет, как будет.

– С ума сойти можно! – Желтовский заметался по комнатенке. Но горбунья оставалась безучастной.

Видя, что все бесполезно, она более не скажет ни слова, он обессилел и решил уйти.

– Если вдруг вам понадобится моя помощь или вы захотите сказать мне нечто важное, вот вам моя карточка, тут указан мой адрес. Сердюков, я знаю, позволит вам написать мне или послать за мной. Прощайте.

Понуро он двинулся к двери и взялся за ручку.

– А Боровицким передайте, что денег их я не желаю, – раздалось ему вслед.

Глава 29

Сердюков цепким взглядом окинул фасад дома и вошел. Небрежно кивнул швейцару и приказал доложить. Через несколько минут в прихожую поспешно выпорхнула горничная:

– Ваше высокоблагородие, барыни дома нет, и барышни нет, в церкви они.

– Что ж, неужто никто не принимает? – подивился следователь.

– Барин разве что, – медленно, неуверенно, с расстановкой ответила горничная.

Сердюкову стоило больших усилий скрыть свое удивление. Вот это новость! Интересно, интересно!

– Отлично, я давненько намеревался с ним переговорить по важнейшему делу. Доложи немедля.

Услышав о визите полицейского следователя, полковник стал мрачнее тучи. Вот и пришла расплата за грехи. Стало быть, прознали про Толькино двоеженство! Делу дали ход! Полицейского прислали! Вот позор-то! И где он сам-то, где Анатоля черти носят!

Старик попытался приподняться на постели и придать своей обессиленной фигуре более внушительный вид. Вошедший посетитель поклонился и сделал несколько шагов к его кровати.

– Извините, сударь, что я принимаю вас в таком непотребном виде. Увы, хворь скрутила меня так, что я стал немощен, совершенно немощен. – Он говорил с трудом, но вполне разборчиво и уже немного быстрее, нежели в тот момент, когда речь вновь вернулась к нему после такого долгого перерыва.

– Это вы простите меня за вторжение, – последовал учтивый ответ. – Но дело мое не терпит отлагательства. Вернее, оно не мое, а ваше – вашей семьи. И оно требует некоторых разъяснений…

Сердюков не успел продолжить – Боровицкий весь напрягся и покраснел:

– Что уж тут объяснять! Со мной, господин следователь, не надо церемониться. Я хоть и старый, и инвалид, но понятие о чести и достоинстве человеческом еще сохранил. Ясное дело – подлец мой сын, Анатоль, подлец! Я знал о его тайном венчании на этой девице, гувернантке… имя ее опять запамятовал. Он сам мне признался. Я сказал ему тогда, что по всем божеским и человеческим законам она теперь ему – законная жена, веди, мол, ее в дом. А невесте его, Таисии, получается от ворот поворот. Только я все это решил – и шагу не успел шагнуть: в глазах моих все померкло, и тьма наступила египетская. Вот, оказывается, десять лет провалялся я бревном бессловесным! А сынок-то мой слаб оказался душой. Уж куда он прежнюю свою жену подевал, не знаю, мне пока о том не сказывали, да только на Таисии он женился, ничего ей не сообщив о прежнем браке. Что теперь делать – не знаю, как тут поступить, чтобы детей ни в чем не повинных не обидеть! Не знаю! Я вину свою признаю. И сына своего не оправдываю. Что полагается за двоеженство по закону? Каторга? Лишение всех прав и состояния? Вы ведь его в тюрьму посадите теперь? Вот где позор мне, старику!

– Помилуйте, какая же тут тюрьма… – начал было следователь и осекся.

Старик так и не оправился, не понимает, что несет. Значит, его слова – бред нездорового ума… Или же ему не сказали о смерти сына, и тогда понятно, что именно произошло в этом семействе, почему им вдруг понадобилось так срочно изменить показания.

– Ефрем Нестерович, я вижу, что разговор наш дается вам с превеликим трудом. Мне бы не хотелось своим присутствием усугублять ваше состояние. Я, собственно, намеревался переговорить с вашей супругой, почтенной Полиной Карповной, да не застал ее. Что касается вашего дела, то история эта чрезвычайно неприятная и сложная для вашего семейства. Впрочем, я вижу, вы утомлены беседой, я откланиваюсь.