Адвокат чародейки

Дверь за Ефремом Нестеровичем затворилась. Но, чтобы услышать, о чем говорят за закрытой дверью, вовсе не обязательно подслушивать прямо тут же, у порога. Можно услышать все и стоя на балконе второго этажа, куда выходили окна и двери нескольких комнат дачи. Именно так и поступила Полина Карповна. Она не посмела приблизиться к самому окну, поэтому выслушала не всю исповедь сына. Но то, что донеслось до ее уха, повергло Боровицкую в ужас и отчаяние. Видимо, ее супруг испытал подобные чувства.

– Позор! Какой позор! Экий же ты глупец и негодяй! Негодяй вдвойне! Как мне теперь предстать пред Гнедиными! Что такое я буду лепетать им об этом запланированном нами браке, если ты помолвлен с их дочерью, будучи уже женатым! Как нам теперь с матерью смотреть приличным людям в глаза, если наш единственный сын соблазнил гувернантку, да еще и женился на ней! Что ж, теперь ничего не поделаешь, придется ехать за ней и возвращать в наш дом, уже как твою законную жену. Прошу любить и жаловать – она теперь любезная новоиспеченная госпожа Боровицкая Розалия Марковна! Любишь кататься, люби и саночки возить! Тьфу, прости, Господи!

Полина Карповна едва не упала с балкона при последних словах мужа и, шатаясь, спустилась на первый этаж. Она еще не успела дойти до гостиной, где находились Желтовские, как раздались какие-то крики и звуки падения тяжелых предметов. Полина Карповна поспешила в комнату сына, с ужасом подозревая, что муж насмерть прибил Анатоля. Увиденное потрясло женщину.

Полковник лежал на полу. Его лицо исказилось и приобрело неестественно красный оттенок. Из перекошенного рта текла слюна и пена. Он хрипел и дергался, пытаясь пошевельнуться. Но не мог. Анатоль беспомощно стоял на коленях рядом с отцом.

– Маменька, я ни при чем, маменька, я не тронул его и пальцем! – Первое, что воскликнул Анатоль. – Он сам упал. Вероятно, с ним удар сделался.

– Да уж! Ты тут совершенно ни при чем! – простонала Полина Карповна, опускаясь на пол рядом с мужем.

Глава 18

Лето неумолимо приближалось к концу. Уже появились первые желтые листья, пожухла трава. Ночами становилось холодно, и невозможно было теперь гулять до утра, упиваясь любовью и счастьем. Близился к концу и дачный сезон. Петербуржцы потянулись в столицу, дачи пустели. Боровицкие покинули Иматру почти стразу же после того, как с главой дома случился удар. Семейство поспешило вернуться в столицу в надежде поставить на ноги Ефрема Нестеровича. О женитьбе Анатоля на Гнединой пока не заговаривали, решили подождать, что станется с полковником. Он не умер, но и жизнью нельзя было назвать то ужасное беспомощное состояние, в котором он теперь пребывал. Доктора сказали несчастной Полине Карповне, что вряд ли он поправится. А вот оставаться в столь плачевном состоянии может долго. Так что лучше – для него же – не просить у Господа продления жизни и мучений больного.

Желтовские после этой роковой дуэли почти не виделись с Боровицкими. Александра Матвеевна, хоть и сочувствовала родне, но не простила им Сережиной раны. Расстались семьи холодно и уже не звали по осени, по возвращении домой, друг друга в гости, как это бывало прежде.

Впрочем, Сережа не очень-то печалился из-за всего произошедшего. Рана его быстро заживала. Столь же быстро затягивалась и сердечная рана. Ведь теперь он мог наслаждаться обществом бесценной Розалии. Анатоль, трусливый и подлый, повержен и изничтожен как соперник. А он же, Сережа, в глазах Розалии – настоящий герой и смельчак!

Розалия тоже совершенно оправилась и ожила. Ее глаза снова заблестели, щеки порозовели. Все чаще слышался ее нежный девичий смех. Молодые люди подолгу гуляли или просиживали вечера на веранде, предаваясь интересным беседам. Сережа был счастлив. Глядя в прекрасные глаза Розалии, он, как ему казалось, примечал там ростки нового чувства. Чувства, которое он лелеял в себе и жаждал излить на девушку. Все в ней казалось ему самим совершенством. Ее грациозные движения, взмах ресниц, запах кожи. Особенный запах.

– Что за прелестные духи у вас, Розалия? – однажды не выдержал Сергей. Этот запах кружил ему голову.

– Это вовсе не духи, – засмеялась девушка. – Это душистое масло, масло из плодов и листьев можжевельника. В Петербурге один крымский караим держит галантерейную лавку, у него и беру.

Она вытащила из изящной коробочки маленький пузатый флакончик и, смеясь, мазнула Сергея за ухом пахучей густой жидкостью. У юноши закипела кровь, зашумело в голове от ее нежного прикосновения.