Адское ущелье

— В самом деле, — отозвался, едва переводя дыхание, один из троих людей в мокасинах, — ведь мы теперь разбойники с большой дороги.

— Да еще какие разбойники! Экипировку свою — и ту сохранили! Я говорю про маски, в них нас не узнать…

И все залились звонким молодым хохотом. Решительно, то были грабители, не похожие на своих собратьев по ремеслу.

— Однако для дебютантов мы действовали неплохо и добились чего хотели благодаря большому опыту, который вы, дорогой Боб, кажется, имеете в такого рода делах!

— Пусть так! Можете называть меня профессиональным вором, поскольку я научил вас делать подобные штуки и пошел с вами, чтобы посмотреть, как вы усвоили урок. Теперь вы вполне достойные десперадос.

— О Боб! Вы и наставник, и сообщник… и главарь банды!

— У вас сегодня шутливое настроение, Франсуа!

— Я счастлив! Мы добыли наконец эти проклятые деньги… Спросите Жана и Жака.

— Ей-богу, вы меня с ума сведете своими загадками! Я ни черта не понимаю из того, что вы говорите… и еще меньше, что вы затеяли…

— У нас есть время поговорить?

— Десять минут, чтобы отдышаться после этого дьявольского подъема. У меня ноги словно ватные… Однако маски не выкидывайте.

— Почему?

— Потому что на это плато заглядывают контрабандисты и лесорубы, они ходят за выпивкой в «Одинокий дом». Лунного света вполне достаточно, чтобы разглядеть нас; дело это громкое, и шум поднимется страшный… так что если кто-нибудь нас увидит и узнает, то висеть нам в петле.

— Возможно, Боб… возможно!

— Никаких «возможно»! Нас вздернут, как только схватят.

— Неужели? Без суда?

— Вот что, выслушайте правду до конца. Вы должны ясно понимать, чем может закончиться наше небольшое приключение. На моральные принципы и на законы мне плевать. В расчет идет только наша дружба. Вы сказали мне: «Боб, в такой-то день надо остановить дилижанс, что ходит между Гелл-Гэпом и Делореном, и отобрать десять тысяч долларов у одного джентльмена». Вместе с вами я неделю изучал место, подготовил засаду, держал на мушке пассажиров… только потому, что вы решили заполучить эти десять тысяч… Если бы вы потребовали голову президента Соединенных Штатов, я бы согласился помогать. Но теперь я говорю: если нас узнают, то немедленно вздернут… Вы уверяете, что нет, а я повторяю: вздернут без всяких разговоров… Заметьте, меня это нисколько не волнует… меня уже вешали, и я начинаю привыкать…

— Дорогой Боб! Вы самый лучший и самый бескорыстный друг на свете!

— Клянусь Богом! Я же люблю вас всей душой… да вы и сами знаете… Вот почему предупреждаю: берегитесь, дело это пахнет веревкой.

— Дорогой друг, — прервал его серьезный голос Жана, — послушайте меня две минуты, а потом судите.

Старший брат, молчавший, пока Франсуа подшучивал над Бобом, сел по-турецки перед ковбоем, а тот привалился к громадной сосне, вытянув ноги и воткнув шпоры в землю.

— Эта сумма — десять тысяч долларов — ничего вам не напоминает, Боб?

— Черт возьми, конечно! Именно десять тысяч было украдено у вашего отца этим мерзавцем Джонатаном.

— Вы знаете не хуже нас, что Джонатан, или Туссен Лебеф, является одним из крупнейших акционеров совместной корпорации. Он, кроме того, общепризнанный главарь контрабандистов Черепаховых гор, вместе с Джо Сюлливаном, хозяином «Одинокого дома». Причем оба действуют сообща с начальником таможни, полковником Ферфильдом.

— Мы вместе выведывали все эти тайны, дорогой Жан, и я не вижу, какое отношение они имеют к нашей вечерней прогулке.

— Когда вы с Жаком в прошлом месяце были в Регине, мы с Франсуа выследили полковника Ферфильда, а он…

— Дальше!

— А он и есть тот, кого мы ощипали сегодня вечером… он вез десять тысяч долларов, доверенных его другом Джонатаном, чтобы внести в кассу корпорации!

— Веселенькая история! Но отчего же Джонатан не пожелал сам доставить деньги?

— Оттого, что после разгрома в Гелл-Гэпе он старается показываться как можно реже… Он чувствует, что мы идем по следу… что пощады от нас не будет… и трясется при мысли об этом.

— Стало быть, не имея других возможностей вернуть свой капитал, вы прибегли к силе и хитрости. Замечательно, дружище!

— О, вы нас хорошо знаете: деньги для нас ничего не значат.

— Однако десять тысяч…

— Сущий пустяк…

— Дьявольщина! Вы так богаты?

— У нас нет ничего, кроме трехсот долларов.

— Тогда я ничего не понимаю.

— Эти деньги, которые один негодяй доверил другому, предназначены на святое дело. В них заключена свобода героя… а может быть — увы! — и мученика! Они пойдут на подкуп тех, кто охраняет в тюрьме Луи Риля! Луи Риля, слышите? Нашего друга, нашего брата, который пожертвовал собой во имя независимости метисов. Вы понимаете теперь, по какой причине мы поставили сегодня жизнь на карту, чтобы вернуть деньги, — они, без сомнения, принадлежат нам, но мы не пошевелили бы и пальцем, если бы речь шла о нас самих.

— Я счастлив, что косвенным образом трудился ради освобождения Луи Риля, как говорят, безупречного джентльмена.