Его пулемет замолчал. Кончилась лента. Вскоре закончилась и атака русских. И от лестницы больше не доносилось ни звука. И со стороны башни тоже. И из двора. И из северного укрепления. Наступила тишина. Как будто нарочно для того, чтобы они услышали эти тишину, вслушались в нее, поняли, что крепость взята, что они последние если не из живых, то из сражающихся. И они прекратили стрельбу. И пораженные наступившей тишиной и потрясенные мыслью об общем поражении устало брели к каземату, превращенному в госпиталь, понуро садились на свободные нары, ставя оружие между ног.
Они смотрели в пол, не в силах поднять глаза. Они боялись увидеть, как мало их осталось, скольких уж нет, они не желали видеть в глазах товарищей чувство унижения и безысходной тоски. Им хватало своей.
— Немчура! Сдавайся! — раздался крик со двора.
В этот момент товарищи вошли в каземат. Юрген окинул взглядом сидевших на нарах солдат, понимающе кивнул головой. Потом подошел к бойнице, выходившей во двор, осторожно выглянул наружу. Иваны были уже повсюду. В отдалении, у южных ворот, у казарм, тянущихся к западным воротам, они ходили в полный рост и лишь вокруг их казармы прятались в укрытиях.
— Они предлагают сдаться, — громко сказал Юрген, ни к кому конкретно не обращаясь, — они не хотят больше атаковать.
— Это понятно, — протянул Красавчик, — никто не хочет погибать в час победы.
Во двор въехал русский танк, встал напротив казармы. Откинулся люк на башне, оттуда высунулся белый флаг.
— Дай какую-нибудь палку, — сказал Юрген Красавчику и принялся шарить в карманах в поисках носового платка.
Платок изначально-то был далеко не белоснежный, а теперь и вовсе походил на половую тряпку с грязными разводами. Ну да кто хочет, тот поймет. Юрген привязал платок к доске от нар, поданной ему Красавчиком, высунул импровизированный флаг в бойницу.
— Каккие есть гарантия? — крикнул он, нарочно коверкая произношение.
Из башни танка высунулся по пояс русский офицер, он был в фуражке, а не в шлеме танкиста.
— Жизнь, — ответил офицер и добавил по-немецки: — Лебен.
— Айне штунде, — сказал Юрген, — одьин чьяс, мы есть думать.
— Подумайте, — усмехнулся русский. — Хотя чего ж тут думать? — Он спохватился и стер улыбку с лица. — Хальб штунде, — крикнул он, вываливая все знакомые немецкие слова. — Хенде хох унд форвартс. — Он провел рукой вдоль линии казарм. — Абер капут, нихт лебен.
— Гут, хорошьё, пьёлчьяса.
Юрген втянул флаг. Отходя от бойницы, он увидел, что русские подкатывают к казарме две пушки. Для большей убедительности.
Он повернулся лицом к солдатам. Те поняли, о чем шла речь, и теперь вяло обсуждали перспективы русского плена, все глубже погружаясь в пучину унижения и беспросветной тоски. Они все прошли через немецкие тюрьмы и лагеря. Им этого хватило. Они не хотели повторения этого опыта еще и в большевистском варианте, много худшем, как и все в этой стране.
— Иваны расслабились и утратили бдительность, — сказал Юрген, — у нас есть полчаса. За это время мы смоемся отсюда.
Как всё враз изменилось! Лица солдат озарились надеждой. Послышались бодрые голоса:
— Мы смоемся отсюда! Мы точно смоемся! Вольф знает дорогу! Вольф — хитрец, он всегда что-нибудь придумает!
— Смыться-то мы смоемся, — раздался чей-то голос, — вот только куда? Нас расстреляют во дворе первой же жандармерии.
— Это точно! За оставление позиций без приказа.
— Да уж, шанс спасти шкуру в штрафбате дается один раз. На второй раз — стенка.
— Нам нужен капитан Россель!
— Или хотя бы его приказ…
Радостное возбуждение быстро спадало. Все чаще взоры обращались на Юргена и его товарищей. В них были тревога и надежда.
— Уговорите капитана, — сказал кто-то, — без него нам в любом случае кранты.
— Вас, стариков, он послушает…
Юрген не был уверен в этом. Но он так и так должен был переговорить с командиром. Он двинулся к дверям каморки Росселя, призывно махнув Красавчику и Брейтгаупту. Увязался за ними и Отто.
Росселя они нашли у бойницы. Он сидел, привалившись к стене, сжимая в руках автомат. Рядом в выбитой в кирпичной кладке нише лежали пистолет «вальтер» и фляжка с коньяком. Глаза его лихорадочно блестели. Он был готов продолжать сражение. Юрген на какое-то мгновение даже проникся к нему уважением. Но только на какое-то.
— Русские взяли крепость, — жестко сказал он, — все подразделения вермахта, кроме нашего, либо уничтожены, либо сдались в плен.
— Нам нет дела до этих трусов, — перебил его Россель, — мы будем сражаться до конца!
— У нас нет шансов, — сказал Юрген, — мы окружены, у нас заканчиваются боеприпасы и нет воды.
У Росселя судорожно дернулось горло. Он пытался сглотнуть слюну, но во рту у него было сухо. Юрген отцепил фляжку, тряхнул, в ней заплескалась вода. Он отвинтил крышку, протянул фляжку Росселю.
— Попейте, капитан, вам надо, вы потеряли много крови.
Россель не нашел сил отказаться. Он припал ртом к горлышку фляжки и осушил ее в три глотка.