— Вот черт, сказал он, никогда не думал, что там так плохо, а здесь так хорошо.
— Узнаю Красавчика! Он не меняется.
— Еще как изменился! Шутит напропалую с санитарками и хлопает их здоровой рукой по всему, до чего дотянется. А они так и шныряют мимо его койки, норовя пройти как можно ближе, — рассмеялась Эльза.
— Ты совсем не расстроена этим, — сказал Юрген.
— Почему я должна быть этим расстроена?
— Ну, мне казалось, что ты неровно дышишь к Красавчику.
— Дурачок, — рассмеялась Эльза, — я в тебя с первого мгновения втюрилась, это все знают.
Вот так просто. Юрген посмотрел на Эльзу. Она вся дрожала.
— Ты чего дрожишь? — спросил он.
— Холодно, — ответила она.
— Садись ко мне, погреемся.
Он расстегнул шинель, откинул полу. Эльза прижалась к нему. Он обнял ее одной рукой.
— Как ты думаешь, война когда-нибудь кончится? — спросила Эльза после долгого молчания.
— Кончится, — ответил Юрген, — все когда-нибудь заканчивается.
— Не все, — убежденно сказала Эльза и еще теснее прижалась к нему.
Юрген усмехнулся про себя. Ох, уж эти девчонки! Верят в вечную любовь. Добродушно, впрочем, усмехнулся.
Раздался легкий шорох Юрген поднял глаза. В проходе, привалившись плечом к стене, стояла темная фигура, она смотрела на них, блестя белками глаз. Фигура сказала голосом Брейтгаупта:
— Нет худа без добра.
«Nichts ist so schlecht, es ist zu etwas gut»
Неизвестно, что хотел сказать этим Брейтгаупт, возможно, всего лишь то, что в самой поганой ночной смене есть светлый момент, когда приходит сменщик. С Брейтгауптом всегда было так: никто не знал, о чем он думал, но высказывания его всегда попадали в точку. С ними нельзя было не согласиться. Вот и Юрген согласился. Он поднялся и, не выпуская Эльзу из объятий, подошел к Брейтгаупту, похлопал его дружески по груди и пошел в темноту варшавской ночи.
Он был счастлив. Он был в мире с самим собой. Даже посреди войны можно быть в мире с самим собой.