Адский штрафбат

Так или приблизительно так думал он и в тот декабрьский день, стоя на плацу в лагере под Оршей. Их батальон формировали практически заново. После Орловской битвы и последовавшего кровопролитного отступления от батальона остались рожки да ножки. Ножками были они, немногие оставшиеся в живых рядовые. Рожками — несколько офицеров, включая лейтенанта Росселя. Бывший командир их батальона майор Фрике, которого они вынесли на своих плечах с поля боя, сгинул в госпиталях, они ничего не знали о его судьбе.

Итак, они зализывали раны и обрастали мясом нового пополнения. Это были по большей части проштрафившиеся военнослужащие: мародеры, насильники, гомосексуалисты, дезертиры, буяны, трусы, бежавшие с поля битвы, и офицеры, не выполнившие приказ фюрера «Ни шагу назад!». Было и немного штатских, мелких уголовников и брехунов, набранных по тюрьмам и лагерям. Обычное пополнение. Юрген сам был такой и его будущие товарищи тоже, когда они попали в свой первый лагерь в Скерневице. Их там точно так же гоняли два месяца на полигоне до седьмого пота, чтобы бросить в самое пекло, где их прошибал уже другой пот, смертный. Вот только у нынешних солдат иллюзий было еще меньше, чем у них. Поражения — лучшее лекарство от всяческих иллюзий.

Командование решило поднять их боевой дух. Обычным армейским способом: раздачей наград и обещанием наград, сопровождаемыми двойной порцией шнапса. Но до шнапса было далеко, сначала надо было отстоять на плацу на пронизывающем холодном ветру. Один за другим зачитывали приказы. Их лейтенант Россель получил обера и Железный крест за отвагу. И все такое прочее. Дошло дело и до штрафников. Признать прошедшими испытание… Восстановить в правах… Вильгельму фон Клеффелю вернули звание подполковника. Юрген порадовался за его семью, жену и дочерей. Теперь они будут получать подполковничью пенсию, фон Клеффель очень об этом переживал. Эриху Кинцелю вернули звание фельдфебеля. Кинцель был бы счастлив, ведь он страстно мечтал пройти испытание и для этого постоянно проявлял инициативу и вызывался добровольцем. «Разведка боем — я! Чистить картошку — я! Восстановить поврежденную линию связи — я! Заменить убитого пулеметчика — я!» Рядового Курта Кнауфа просто восстановили в правах. Но он вряд ли порадовался бы этому, даже если бы остался жив. Бедняга Кнауф, у которого и так-то мозги были набекрень от тяжелого гитлерюгендовского детства, под конец совсем слетел с катушек.

Будь на то воля Юргена, он бы включил в этот перечень всех погибших его товарищей. Но командование рассудило иначе. Оно удовольствовалось показательной триадой подполковник — фельдфебель — рядовой. И опустило как несущественную деталь слово «посмертно». Возможно, в приказе это слово и было, но надутый полковник из штаба армии его пропустил. Упоминание о смерти не способствует поднятию боевого духа. А так все новобранцы по команде унтер-офицеров бодро прокричали «Хох-хох-хох!».

И вдруг Юрген услышал свою фамилию. Занятый воспоминаниями о погибших товарищах, он даже не понял толком, почему его вызывают. Он автоматически сделал положенные уставом три шага вперед и отдал честь. И батальон восторженно приветствовал его, живого памятника высшей справедливости. Единственного живого. А Юрген стоял и думал о майоре Фрике. Выходило так, что майор остался жив и подал рапорт, как обещал. И еще о том, что майор Фрике наверняка упомянул в рапорте Руди Хюбшмана и Ганса Брейтгаупта, которые сражались до конца и вместе с Юргеном несли раненого майора десятки километров до самого Орла. Да, видно, командование рассудило, что трех живых героев на один батальон — это явный перебор, ткнуло пальцем в список и попало в него, Юргена.

Так он стал «вольняшкой». И пусть вся его свобода ограничилась правом перейти в регулярную часть вермахта! Это была — свобода! Не сидевшим в тюрьме и не бывшим в штрафбате этого не понять.

Первое, что он сделал, получив «вольную», — подал рапорт с просьбой оставить его в 570-м ударно-испытательном батальоне. Такова была его воля. Он не хотел расставаться со своими товарищами. И ему дозволили это, даже бросили «соплю» на погоны, сделали ефрейтором.

Это было справедливо. Ведь ефрейтор, по сути, тот же солдат, всего лишь освобожденный от некоторых нарядов. А Юрген еще в первые месяцы своей военной службы выбрал вне очереди всю положенную порцию нарядов. Да во всей России, наверное, нет столько нужников, сколько он отдраил в немецкой армии! Теперь он сам раздает наряды вне очереди. Все по справедливости. То есть раздает по справедливости, за дело. Провинился — получи наряд вне очереди. Нужники в его отделении всегда в идеальном порядке. Это любая инспекция признает. Почему-то все проверяющие полковники-генералы первым делом в нужники суются, как будто только от этого зависит боеспособность воинской части. Ну да им виднее!