Адриан ГОЛДСУОРТИ

Многие сильно упрекают римскую армию за ту роль, которую она сыграла в развитии кризиса III века. Очевидно, события развивались бы иначе, если бы римские солдаты не желали идти в бой и убивать друг друга. И все же армия явно отдавала предпочтение династиям, чье положение на троне стабилизировалось (то же самое имело место и в эпоху принципата). Элагабала, несмотря на его весьма сомнительные права на престол, поддержало достаточно войск, поскольку он воспринимался как представитель династии Северов. Равным образом потребовалось несколько попыток, прежде чем противникам Александра Севера удалось свергнуть его с престола. Более никто из императоров не мог похвалиться верностью со стороны подданных, так как многие из них участвовали в убийстве своих предшественников. Армия желала стабильности, означавшей регулярную выплату жалованья, а для честолюбивых — возможность выдвинуться. В ее отсутствие солдаты обычно поддерживали более сильную сторону; поэтому многие императоры пали от рук своих солдат в момент приближения армии более сильного соперника.

Несомненно, военные всех рангов извлекали выгоду из хаоса гражданской войны, в ходе которой ослабление дисциплины становилось неизбежным. В сложившейся ситуации существовала масса возможностей для грабежей и вымогательств; кроме того, можно было очень быстро подняться по служебной лестнице. Командующие Элагабала обещали продвижение по службе с занятием свободной должности любому из числа сторонников Макрина, кто убьет старшего по должности офицера, отказавшегося перейти на сторону врага. Наилучшие возможности открывались чиновникам, наиболее близким к императору. Если они организовывали заговор с целью его убийства, то ожидали награды от преемника. Возможности сочетались со значительным риском. Переход на «не ту» сторону мог оказаться роковым и, конечно, влек за собой риск испортить карьеру, так что следовало весьма старательно рассудить, хранить ли верность прежнему правителю или поддержать его соперника. Большинство императоров пало от рук людей из ближайшего окружения. И для императора, и для его подданных доверие связывалось с большими опасностями. Убийства Коммода, Каракаллы и ряда их преемников были вызваны страхом со стороны их приближенных, думавших, что им грозит казнь*.

То был порочный круг, поскольку каждое новое убийство или восстание, поднятое узурпатором — и здесь не имело значения, как скоро оно прекращалось, — усиливало вероятность начала нового витка гражданской войны. Унизительное поражение в войне с иноземцами также повышало вероятность скорого краха императора. Одних убивали якобы из-за преследований домогательствами жен своих чиновников. Другие погибли, так как их амбициозные сторонники считали, что они или их товарищи могут захватить власть в империи. Императоры всегда сильнее опасались соперников-римлян, нежели внешних врагов. Даже у персов не было реального шанса захватить обширные территории, принадлежавшие Риму. Германцы совершали набеги на Италию, Испанию или Малую Азию, но закрепиться там не могли.

В III веке Римская империя потратила немало сил во внутренней борьбе. Ее военная машина пострадала вследствие дезорганизации и стала куда менее способна справляться с внешними угрозами. Созданная Августом система маскировала власть императора; его права на престол не были отчетливо зафиксированы в законодательстве, и то же касалось формальных мер по обеспечению наследования трона. Здесь крылась слабость, но общая стабильность в I—II веках не дает оснований рассматривать это как причину проблем, возникших в III веке. Случай играл куда большую роль, чем осмеливаются признать историки. По воле судьбы у Марка Аврелия остался юный сын, вовсе не годившийся для престола. Пертинакс, если можно так выразиться, без нужды спустил свои козыри и был убит, а Септимий Север прожил дольше и, вероятно, учил сыновей сотрудничать и управлять страной. Если бы Коммод, Каракалла, Элагабал или Александр были постарше, придя к власти, то они, вероятно, оказались бы более способными правителями.