Адрес: Центавр

На полпути она переменила решение и стимулировала базовую чувствительность машины. В последнее время она ее не видела и очень надеялась, что кто-нибудь несведущий не перечеркнет ее труды.

При прикосновении внешняя сторона вещей трансформируется во что-то странное. Там, где не хватает взгляда, всегда можно коснуться реальности, впитать ее через кожу; так приходит понимание в развивающийся ум. Но что такое понимание? Часть его всегда остается вовне, и всякий раз ей удается сделать к пониманию лишь небольшой шажок.

Она повернула голову, лежавшую на стенде. Ничто не нарушало тишины. (Что такое тишина?) Остальные головы на рабочей поверхности не шелохнулись. И не должны. Когда-то они соединялись с неуклюжими механизмами и умели передвигаться до известной степени свободно. Теперь они этого не могут, зато вращают световыми рецепторами, куда захотят.

Но они не знают, на что им смотреть.

Сама она не может смотреть на приближающиеся вещи. Это потому, что глаза у нее несовершенны. Хрусталики слишком пластичны, а нервные окончания чересчур грубы и громоздки, чтобы улавливать быстрые бесконечно малые световые сигналы. А может, все дело в проникающей способности сигналов, и она просто не может воспринять их своими органами чувств.

Она объединила головы, чтобы они помогали ей, связала воедино, чтобы усилить их возможности. И все равно они не видят, потому что та штука, которая отвечает за их зрение, работает слишком медленно. Соединение само по себе не улучшило их способности видеть.

Поблизости находился и быстрый мозг, хотя и ленивый. Ему нравилась рутина, если суть ее была ясна. И срабатывал он мгновенно. Будучи слепым, он мог принимать неуловимые импульсы и интерпретировать их для тех, у кого есть глаза. И мозг, пусть неохотно, но присоединялся к ней, если удавалось заинтересовать его игрой, в которой он мог выиграть. И он всегда обыгрывал эти девять голов, хотя, возможно, они и объединяли свои усилия. Поодиночке они поражали ограниченностью, и собранные вместе казались немногим лучше. Всего и достоинства, что электронные.

Существуют ли нематериальные, неосязаемые машины? Иногда ей казалось, что существуют. Люди кривят рты (и не потому, что улыбаются), чтобы выразить понимание. Она способна ощущать толчки воздуха, исходящие от их губ, но эти импульсы не содержат информации. Это не похоже на вибрации, исходящие от машин, гармоничные и содержащие сведения о невидимых структурах. Гармоничные вибрации пронизывают любой механизм, через них можно постичь все секреты машины. Но то, что исходит изо рта, не имеет смысла, ни о чем не сообщает, а если сообщает, значит, ее руки и кожа не способны интерпретировать информацию. (Люди — это мягкие машины, подающие неправильные сигналы. Такое трудно понять.)

У нее всегда были умелые руки. Она плела провода так плотно, что от поверхности готового изделия отражались блики случайно падавшего света. Каждая прядь куда-то вела. Удалив крышки с голов роботов, она сгруппировала их теснее. Машины начинали сбрасывать с себя ущербную индивидуальность. Они сливались, становились больше и сильнее. С ними еще многое предстояло сделать, но она не могла.

При всей легкости ее касаний, они оказывались недостаточно точны. Попадались детали настолько мелкие, что ее глаза не могли их увидеть. Она привлекла к работе ремонтную машину, чьи микродатчики отвечали поставленной задаче. Она предпочла бы использовать ту, которую сама отремонтировала некоторое время назад (на самом деле, она оказалась очень сообразительной), но машина исчезла, и она не знала, где ее искать. Во всяком случае, этой пока хватало.

Ее настроили на простой ремонт готовых изделий, но то, что от нее требовалось, еще не могла выполнять. Она изменила инструкции; они ей все равно не нравились.

Она залезла в машину и решила проблему. Устройство оказалось сложным, и она не знала, сколько дополнительной информации потребуется роботу-помощнику. Когда она, наконец, закончила, машина принялась бренчать, но не двигалась.

Она подождала, но ничего не происходило. Робот, чувства которого стали острее, чем у нее самой, оставался будто замороженным и сбитым с толку. Она в нетерпении изменила формулировку проблемы, перефразировав ее так, чтобы она почти немедленно доходила до каждой части электронной схемы робота. Там, где она казалась сложной, упростила, сведя до команды, которой машина могла подчиниться. Наконец она заработала, поначалу медленно.

Она точно воспроизвела сплетенную ранее сеть. Получив одобрение, начала следующую, похожую на первую, но гораздо мельче, и произвела их целую серию, подключая каждую следующую к предыдущей. Удовлетворенная тем, как робот выполняет инструкции, она оставила его. Робот продолжил изготавливать все более миниатюрные цепи; финальная должна была получиться достаточно чувствительной для информационного взаимодействия с гравитационным компьютером.