Адония

– Сделаю! – выдохнул, кивнув шляпой, новоявленный рекрут.

– Но! – Люпус приподнял руку с висящими на ней чётками. – Сделай так, чтобы это не выглядело убийством. Сам понимаешь, за сто монет…

– Я понял! – быстро ответил вовсе не озадаченный новым условием наёмник. – Убью филигранно. Будете довольны, не сомневайтесь!

Немного помолчав, он спросил:

– Не сочтите за ненужное любопытство, джентльмены, но вы считаете, что едете в надёжное место?

– Мы ничего об этом месте не знаем, – ответил Филипп. – Кучер порекомендовал – я согласился.

– Тогда плюньте на постоялый двор! У меня имеется хорошее место, надёжная нора, честное слово! Одна старуха, полковничья вдова, сдаёт мне время от времени флигель, – ну, понимаете, когда удаётся добыть денежек, достаточных, чтобы отъесться и отлежаться. Отдельный дворик с выходом на соседнюю улицу. Дорого, правда, – десять пенсов в неделю…

– Узнать, на каком корабле мы отплыли – пустячное дело, – вполголоса заговорила Адония. – Узнает. Заявится в Плимут. Кучер, что нас увёз – мёртв. Тогда он пойдёт по всем притонам и постоялым дворам, и в одном из них нас обнаружит. Может быть, патер, есть смысл довериться нашему новому братцу?

– Сама Фортуна послала тебя нам, сын мой! – велеречиво провозгласил Люпус и добавил: – Никаких колебаний. Едем в твой флигель.

Рыло, кивнув, пробрался к передней стенке, выглянул в кучерское окно и назвал кучеру новый адрес. Тот заворчал недовольно – но рекрут успокоил его, пообещав удвоить цену.

Серый рассвет застал беглецов в просторном, довольно уютном флигеле. Но только двоих: Адонию и монаха. Рыло, успокоивший недовольство разбуженной среди ночи вдовы лишней монеткой и уехавший в дожидавшемся его дилижансе, появился под утро.

– Я всё сделал как надо, – доложил он, низко поклонившись патеру.

А спустя четверть часа во дворик флигеля вошёл, позёвывая, Филипп.

– Он всё сделал как надо, – сказал Филипп, входя в нижнюю залу-кухню-столовую и тяжело опускаясь на пронзительно скрипнувший стул. – Доехал до берега моря, достал нож, заставил кучера выпить бутылку вина, ещё облил ему всю одежду вином, сунул головой в море – и утопил. Бросил лежать у прибоя, мордой вниз, оставил там же дилижанс, – да, старательно обыскал всё внутри – не забыто ли каких личных предметов, – и, насвистывая, ушёл.

Рыло, бледный, взволнованный, приподнялся за непокрытым, в винных пятнах, столом, пробормотал, заикаясь:

– К-как ты увидел? В-ведь не было же никого!

Как увидел – уже не имеет значения, – мотнул головой, снова зевая, Филипп. – Главное – то, что сделано всё как надо.

Достал кошель и отсчитал ещё одну горсточку серебра. Рыло, с трудно давшейся ему неторопливостью спрятав деньги, снял свою рваную шляпу, обнажив спутанные, влажные от пота рыжие волосы и негромко сказал:

– За такую плату, добрые господа, я выполню для вас что угодно!

– Хорошо, сын мой, – благосклонно кивнул ему Люпус. – Вот тебе две гинеи. Разменяй их. Купи хорошей еды. Купи себе приличную одежду, скажем, торговца из Новой Англии или ремесленника-стеклодува. Кожаные сапоги. И главное: купи вот для этой дамы (он указал взглядом на устало откинувшуюся на спинку стула Адонию) пару платьев и чёрный парик из натуральных женских волос. Мы ляжем спать, а ты к обеду вернёшься, накроешь стол и после этого нас разбудишь.

– Уважаемый падре, – Рыло, забирая со стола золото, снова ущипнул себя за кончик носа, – заверяю вас, что вы будете мной довольны!

– И ты в таком случае будешь нами доволен. И зови нас попросту – патер, это я, Филипп и Адония.

Расторопный слуга бодро, как будто и не было бессонной ночи, схватил шляпу, привычным жестом натянул её, опустив поля с боков до самого подбородка, и быстро вышел.

Ожившее полотно