Адония

– Разумеется – не со свининой, – так же шёпотом откликнулся Люпус.

Обед завершился. Мальчик вынес поднос с использованной посудой, потом взял у патера его рекомендательные письма, внёс в кабинет, вышел уже без них – и пригласил приехавших войти в кабинет. Филипп остался сидеть на лавке, а патер вошёл.

Ребе встретил его сидя. Кивком пригласил занять – не кресло даже – а деревянный, с высокой спинкой и подлокотниками тронец. Иероним поклонился и сел, и увидел, что немного возвышается над хозяином кабинета, а ребе ещё и склонился над столом, так что взору Люпуса открылась круглая чёрная кипа на его макушке. «Ловкий ход, – подумал Иероним. – Сидеть выше – значит, чувствовать своё превосходство, а чувствовать своё превосходство – уже проигрыш.»

– Вас рекомендуют люди, слово которых для меня ценно, – глядя в бумаги, мягким и добрым голосом проговорил ребе Ицхак. – Я прожил нелёгкую жизнь, и волосы мои поседели. Я кое-что повидал в этой жизни. Но сейчас я не могу даже предположить, какая забота привела ко мне англиканского священника, настоятеля богатого монастыря. Вот, знакомые мои пишут, что вы, патер, несколько лет брали у них множество товаров, и платили сполна, не торгуясь. Стало быть, вы не будете просить у меня денег в долг под проценты. Что же тогда?

– Я хочу, ребе, дать вам денег в долг под проценты.

Ни тени озабоченности или удивления не отразилось на лице мудрого седого еврея. Нет, он не демонстрировал незаурядную внутреннюю силу. Просто был таким. Вот он и не кивнул даже, а праздно и бесхитростно слушал.

– Как вам обо мне, так же и мне рассказывали о вас, – продолжил, скрипнув приступкой тронца, Иероним. – И я представляю вас как человека, который, приди к нему в руки крупные деньги, удачно решит, какое придумать для этих денег дело, чтобы их увеличить с приятной выгодой для обеих сторон.

– Какую же сумму уважаемый гость назвал бы «крупные деньги»? – всё так же спокойно и мягко проговорил ребе.

Патер переместился ближе к краю сиденья (трон скрипнул отчётливей), протянул руку, – ребе, привстав, вложил в неё, обмакнув прежде в чернильницу, перо, придвинул in quatro бумаги, – и патер медленно начертал цифру. Затем, выждав секунду, добавил к цифре значок, который в символах алхимии обозначает золото.

Нет. И теперь осталось бесстрастным лицо Ицхака. Его интерес выразился лишь в вопросе:

– А в какой срок вы, патер, могли бы привезти ко мне эту сумму?

– Она уже здесь, уважаемый ребе. То есть, в нашей карете. Мой казначей один не поднимет, так вы, ребе, пошлите к нему ваших хотя бы двоих – и они внесут прямо сюда.

Ребе протянул руку, позвонил в колокольчик и, когда в дверь заглянули (патер не обернулся), отдал распоряжение.

Не прошло и десяти минут, как в кабинет внесли ту самую, из прихожей, широкую лавку, и на неё взгромоздили плоский, длинный, в сплошной железной оковке сундук. Филипп, потирая друг о дружку ладони с красными рубцами, продавленными скобой сундука, с ожиданием глянул на патера. Тот кивнул. Филипп снял с шеи ключ на цепочке, щёлкнул пружиной замка и отворил крышку. Под ней открылся толстый войлочный мат, и Филипп, поддев за края, вынул его.

«Вот ты и попался, – облегчённо вздохнул про себя Люпус, отследив, как отчётливо порозовела кожа на лице у Ицхака. – Вот ты и попался.»

В ширину сундука, от борта до борта, в лунках, покоились и матово поблёскивали сложенные в столбики золотые монеты. И столбики эти были уложены во всю длину – так же от борта до борта, и было их два слоя; лунками же для рядов верхнего слоя служили углубления между округлыми боками нижних рядов.

– Позовите Давида, – сказал ребе и, слегка поклонившись Иерониму, добавил: – будем считать.

Несуетная, неброская торжественность воцарилась в кабинете-конторке ребе Ицхака, безмолвное ликованье. Давид, невысокого роста толстячок с бородой, едва только тронутой седыми нитями, с лицом, поразительно схожим с лицом отца, пересчитывал количество монет в столбиках, затем – количество самих столбиков, а ребе, сидя за столом своим, на большом листе плотной бумаги выводил аккуратные маленькие цифры.

Подсчёт закончился. Ребе начертал итоговую сумму, провёл под ней ровную тонкую линию и, взглянув на in quatro Люпуса, глубоко, уважительно кивнул головой.

– Вы не желали бы пообедать? – спросил он так же кивнувшего Люпуса. – Вы часок проведёте в столовой, а я часок проведу здесь. Мне, как вы понимаете, предстоит очень сложное дело: подсчитать – какие проценты мне нужно будет вам вернуть вместе с вашим золотом, и в какой срок.

(В эту минуту в кабинет, быстро, не постучавшись, вошёл ещё один посетитель.)

– Охотно и с благодарностью пообедаем, – склонил голову патер. – И то, что главный вопрос мы решим уже сегодня, – искренне радует.