Адония

– Думаю, это справедливо, – вдруг произнёс монах. – Дочь моя! Причиной всему был твой муж. Следовательно, он должен понести наказание, определяемое пострадавшим. Далее. Владелец этого леса и этой дороги вынужден повесить и сына – на том простом основании, что тот действительно будет мстить. Так же, как вынужден и тебя лишить возможности навредить ему. Твой супруг бросил камешек, который вызвал лавину. Не станешь же ты обвинять за это саму лавину?

– Святой отец! – отчаянно закричала женщина. – Спасите ребёнка! Это не мальчик!

– Что это значит? – быстро дёрнул капюшоном монах.

– Это девочка! Муж мечтал о наследнике, а когда родилась дочь, он стал звать её мужским именем, и одевать в мужскую одежду! И даже шпажку… Она не будет мстить! Это не сын!

– Это так? – после небольшой паузы спросил монах у дворянина.

Тот удручённо кивнул головой.

– Тогда… – монах помедлил, о чём-то задумавшись, и обратился к Джаддсону: – Тогда позволь, сын мой, сделать тебе предложение.

Всё замерло на поляне. Какой-то миг даже лошади не фыркали и не переступали. А монах завершил свою мысль:

– Я готов, сын мой, купить у тебя эту женщину, и эту девочку. За любые деньги. У меня есть гарантии, что никто из них никогда не обратится в суд, и я готов тебе эти гарантии предъявить. Ты же можешь повесить и виновного в происшедшем, и его пса. Замечу ещё, что наши мушкеты здесь ни при чём. Если ты не согласишься – мы просто уедем.

– За любые деньги? – задумчиво проговорил Джаддсон.

– Именно так.

– Что ж. Согласен.

– Расплатись, – громко бросил монах одному из спутников, а второму тихо добавил: – Всех их – к нам в «Девять звёзд».

– Сделаем, патер, – прошептал всадник ему в ответ.

– И главное, – сказал монах, и всадник поспешно склонил голову, вслушиваясь. – Эта девочка для всех, кто живёт по соседству, должна стать сиротой. Обставь так, что родители её просто исчезли. Карету отгони к болоту и оставь там у самого края. А девочку… Ну, пусть найдут где-то рядом, в лесу. Потом о её воспитании должен позаботиться наш монастырь. Мне нужна не только она, но ещё и выписка из церковной книги о её рождении.

– Всё сделаем, патер, – понимающе кивнул всадник. – И пса уберём, и все другие следы.

– Скажи, дочь моя, – спросил после этого Люпус, направляя коня к женщине, – как зовут твою девочку?

Женщина всхлипнула и, закрыв глаза, простонала:

– Адония…

Ростовщик

К этой встрече Люпус готовился долго и напряжённо. Человек, с которым ему предстояло провести серьёзный деловой разговор, был довольно известен: Люпус ехал к необъявленному главе лондонских иудеев – ребе Ицхаку. Предварительные расспросы успокаивали: ребе был обыкновенным пожилым торговцем. Но чудовищный план, который жадно ворочался в сознании Люпуса, заставлял бывшего инквизитора зябко передёргивать плечами. Проблема была не в том, как нанести внезапный удар, а в совершенном уничтожении всех следов. У полиции не должно быть ни тени сомнения в том, что произошла ужасная, но случайность!

Немного успокаивало то, что команда, необходимая для исполнения плана, была подготовлена хорошо. Да и дело обещало быть не просто выгодным, а ослепительно выгодным! В случае удачи Люпус привёз бы в сокровищницу монастыря столько денег, сколько его разбойничья шайки, пусть даже и такие удачливые, как компания Цынногвера Регента, не награбили бы и за двадцать лет. Да вот они и не награбили…

В карете Люпус был не один. У него имелся попутчик – высокого роста и с правильными чертами лица юноша лет девятнадцати. Он, как и старый монах, был сосредоточен и деловит.

– Филипп, я не спросил, – вполголоса поинтересовался старый монах, – как у тебя с древнееврейским?

– Учитель хвалит меня, патер, – ответил молодой человек, – но, мне кажется, он хвалит тем самым свою работу. А я переживаю, что говорю недостаточно бегло. Мне этот невообразимый язык даже ночью снится!

– Беды в этом нет, Филипп. Ты и не должен бегло говорить. Главное – понимать, о чём шепелявят евреи, когда говорят о тайном среди чужаков. Только так ты сможешь выдержать свой последний экзамен. Люди вокруг тебя будут далеко не простые.

– Я помню, патер.

– Конечно, было бы лучше представить тебя немым, – чтобы избежать опасности отвечать на вопросы ребе Ицхака, но тогда ты не смог бы в нужный момент обронить пару словечек, а это, как ты понимаешь, необходимо для того, чтобы Ицхак оставил тебя в своём доме.

– Да, да, понимаю.

Остаток пути совершили в молчании. Оба думали о своём, и оба были предельно серьёзны.

Наконец, прибыли, и весьма удачно: ребе обедал, так что можно было осмотреться, привыкнуть к атмосфере чужого дома. Филипп и Люпус смиренно и тихо сидели на грубой деревянной лавке в маленькой передней зале. Над их головами басовито гудела и раз за разом тупо билась о выбеленный потолок крупная синяя муха. Скрипнула дверь; мальчик пронёс из кухни в кабинет ребе фарфоровую, накрытую крышкой супницу. Толкнул плечом дверь кабинета, вошёл, приостановился, пяткой поддел и притворил дверь.

– Лапша с гусятиной, – шёпотом сообщил, втянув носом воздух, Филипп.