Адольф Гитлер. Том 2

Скептицизм со всей очевидностью был обращён против концепции Гитлера. Много раз тот неуклонно отвергал половинную власть, однако же полноты власти так и не сумел завоевать. Назначение Шляйхера означало, что его максималистские требования, предусматривавшие либо победу, либо гибель, снова были отклонены. Конечно, в том, что он оставался верен этой дилемме, несмотря на все временные неудачи, разочарования и кризисы, была последовательность, которая может импонировать. И всё же хочется вместе с одним из его современников спросить, не превратилась ли непреклонность Гитлера в глупость[310]. Во всяком случае, значительная группа его сторонников во главе со Штрассером, Фриком и Федером считала, что самый благоприятный момент для прихода к «власти» был почти безвозвратно упущен. Правда, экономический кризис, которому партия была так многим обязана, всё ещё был далёк от преодоления, общее число безработных, включая и их «невидимые» части, в октябре 1932 года составляло по официальным данным 8750 тыс. человек, и страна шла навстречу новой голодной и холодной зиме со всеми её непредсказуемыми деморализующими и радикализирующими последствиями. Но по мнению экспертов впервые появились несколько обнадёживающие признаки перелома, да и во внешней политике затянувшийся процесс достижения компромисса сдвинулся с мёртвой точки. Девиз Гитлера «Все или ничего» был, как правильно указывала группа Штрассера, по сути революционным и потому противоречил тактике легальности. Конкретно опасения касались, в частности, возможности того, что Шляйхер опять распустит парламент и назначит выборы. А к ним партия не была готова ни материально, ни психологически.

Теперь уже с точностью не установить, каким числом приверженцев располагал Штрассер и, прежде всего, насколько они были готовы следовать за возглавлявшим оргработу в партии даже вопреки воле своего фюрера[311]. По одной из версий Гитлер будто бы сначала уступил и хотел уже согласиться с вхождением Штрассера в кабинет, так как подобное решение проблемы ему по крайней мере помогло бы остаться при своих жёстких принципах и в то же время привело бы партию к власти; но, согласно этой версии, Геринг и Геббельс заставили Гитлера вернуться к его прежней неуступчивости, и этого курса он, по свидетельству уже других источников, придерживался «категорически и недвусмысленно». Не выяснено далее, действительно ли Шляйхер на переговорах об образовании своего «кабинета жажды антикапитализма»[312] предложил Штрассеру пост вице-канцлера и министра труда, потребовав взамен обещание раскола партии. Неизвестно даже, хотел ли Штрассер вообще переиграть Гитлера или же вступил в переговоры, опираясь на своё положение второго человека в партии — может быть, подобно Герингу, который, опять-таки по другой версии, будто бы предложил Шляйхеру свою кандидатуру на пост министра воздушных сообщений. От всех этих запутанных секретных сговоров, едва обозначенных обещаний и воображаемых успехов не осталось, пожалуй, ни одного достоверного документа[313]. Единственное, что подтверждается документально, — это сеть интриг, заговоров, подозрений и ожесточённого соперничества. Такова уж была оборотная сторона этой идеологически столь мобильной, построенной на принципах верности и вождизма партии, что перевешивали всегда не деловые, а чисто личные мотивы, а руководящее ядро вокруг Гитлера до самого конца оставалось скопищем враждующих приспешников, в котором каждый в какой-то момент противостоял каждому.

5-го декабря, после принёсших НСДАП чувствительные потери выборов в Тюрингии, на совещании у Гитлера в отеле «Кайзерхоф» произошёл крупный спор, в ходе которого Штрассер понял, что Фрик от него уже откололся, а подавляющее красноречие Гитлера окончательно его изолировало. Два дня спустя он там же снова стоял перед Гитлером, осыпаемый упрёками и обвиняемый в коварстве, предательстве и вероломстве. Возможно, что сама реакция собравшихся на обвинения Гитлера и на его собственные гневные возражения убедила Штрассера в бесперспективности его стремлений. Во всяком случае, когда разразился дикий скандал, он собрал свои вещи и молча, ни с кем не попрощавшись, ушёл. Придя в свой номер, он написал Гитлеру большое письмо, подводившее итог их долголетних отношений. Он критиковал авантюрную политику партии, находившейся под губительным влиянием Геббельса и Геринга, а также непостоянство Гитлера, которому он предсказывал, что он кончит курсом на «применение силы и грудой развалин на немецкой земле»[314]. Затем, полный разочарования и отвращения, он заявлял об отставке со всех партийных постов.