Шрамм пишет, что у Гитлера было два лица — дружелюбное и устрашающее, — и что оба были настоящими. Когда говорят, что в каком-то человеке сидят два человека, сменяющие друг друга, как Джекиль и Хайд[81], предполагается, что оба являются подлинными. Однако уже со времен Фрейда такая точка зрения не может считаться психологически состоятельной. Реальный водораздел проходит между ядром бессознательного и ролью, которую человек играет, включающей рационализации, компенсации и другие формы защиты, скрывающие реальность. Даже если не апеллировать к фрейдизму, теория двойственной личности поразительно и опасно наивна. Кто не встречал людей, которые обманывают не только словами, но всем своим поведением, манерой держаться, интонацией, жестами? Многие люди умеют искусно представлять персонаж, которым они хотят казаться. Они так мастерски играют роль, что нередко вводят в заблуждение людей проницательных и психологически искушенных. Не имея внутри никакой фокусной точки, никаких подлинных принципов, ценностей или убеждений, Гитлер мог «играть» доброго дядю и даже не сознавать в тот момент, что это всего лишь роль.
Гитлеру нравилась эта роль не только потому, что он хотел кого-то обмануть. Она была ему навязана ситуацией, в которой он рос. Я даже не имею в виду, что его отец был незаконнорожденным ребенком, а мать не имела образования. Социальная ситуация этой семьи была особенной и по другим причинам. Отчасти из-за работы отца, отчасти по другим соображениям, семья жила в разное время в пяти разных городах. Кроме того, будучи имперским таможенным чиновником, отец держался несколько особняком в местном сообществе, принадлежавшем к среднему классу, хотя с точки зрения доходов он вполне мог в него вписаться. Но где бы они ни жили, семья Гитлеров никогда не была полностью интегрирована в местную социальную ситуацию. И хотя они вполне сводили концы с концами, в культурном отношении они принадлежали к низшему слою буржуазии. Отец происходил из низов и интересовался лишь политикой и пчелами. Свободное время он проводил обычно в таверне. Мать была необразованной и занималась только семьей. Будучи тщеславным юношей, Гитлер должен был ощущать социальную незащищенность и стремиться к признанию в более обеспеченных слоях среднего класса. Уже в Линце он почувствовал вкус к элегантной одежде: он выходил прогуляться в костюме с иголочки и с тростью. Мазер пишет, что в Мюнхене у Гитлера была фрачная пара и что его одежда всегда была чистой, выглаженной и никогда не потрепанной. Затем проблему одежды решила военная форма, но его манеры остались манерами хорошо воспитанного буржуа. Цветы, внимание к интерьеру своего дома, поведение — все это указывало на несколько назойливое желание продемонстрировать, что он «принят» в хорошем обществе.
Он был настоящий bourgeois-gentilhomme, нувориш, стремящийся доказать, что он джентльмен[82]. Он ненавидел низший класс, потому что ему надо было доказывать, что он к нему не принадлежит. Гитлер был человек без корней, и не только потому, что он был австрийцем, изображавшем немца. У него не было корней ни в каком социальном классе. Он не был рабочим, не был буржуа. Он был одиночкой в социальном, а не только в психологическом смысле. Единственное, что он смог в себе обнаружить, это самые архаические корни — корни расы и крови.
Восхищение, которое вызывает у Гитлера высший класс, — явление довольно распространенное. Такая установка, — обычно глубоко вытесненная, — встречается и у других социалистических деятелей этого периода, например, у Рэмси Мак-Дональда. Будучи выходцами из низших слоев среднего класса, эти люди в глубине души мечтают быть «принятыми» в высший класс — класс промышленников и генералов. Мечты Гитлера были еще более нескромными: он хотел заставить власть имущих поделиться с ним властью и даже встать выше них и командовать ими. Гитлер, бунтарь, лидер