Адмирал Ушаков

— Ты, главное, парень, ничего не трусь. В первый бой идешь, тебе разное оказывается. Сам знаю… Только помни: не море топит, а лужа! Меньше ты слушай, что иной языком полощет… «Печник»! Знаем мы этих крымчаков, какие они нам, русским, друзья! Он тебе нарочно сказал — запугать тебя, а ты и рад стараться. Спи.

И Андрей Власьич повернулся к Легостаеву спиной и тотчас же захрапел.

А Васька Легостаев продолжал лежать, раздумывая о завтрашнем бое.

XIII

День вставал неприветливый, хмурый. За ночь все небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами. С глухим ревом катились мрачные седые валы. Дали затянулись молочно-сизой пеленой тумана. В тумане потонули очертания берегов и мыса Такла.

Ветер дул прежний: ост-зюйд-ост.

За ночь от крейсеров еще не поступало новых донесений, но можно было с минуты на минуту ждать врага, — погода благоприятствовала десанту. И Ушаков, дав людям позавтракать, приказал флоту сниматься с якоря.

Он стоял, глядя в зрительную трубу, — ждал, не покажется ли кто-нибудь на горизонте: свои или враги.

Ушаков смотрел в сторону Анапы. Крепость в Анапе, как и в Измаиле, строили для турок французские инженеры.

Невольно подумалось: «Лезут… Далеконько берут!..»

Он терпеливо всматривался в даль, туда, где эти мутно-грязные валы незаметно переходят в иссиня-черные зловещие тучи.

И вот наконец как будто бы что-то обозначилось. Так и есть — корабли. Один, другой, третий…

Федор Федорович чуть повернул трубу влево — еще и еще. Целый лес мачт. Бесспорно, это Гуссейн.

Молодой султан Селим III, сев на престол, удалил прежнего капудана, Эски-Гассана: у него было слишком много неудач на море. Вместо Гассана султан назначил капудан-пашой своего друга и шурина, двадцатидвухлетнего Гуссейна. Гуссейн поклялся, что отнимет у русских Крым.

Вот и летит в надежде на легкую победу молодой сумасброд!

Турецкий флот уже увидали все.

— Турки… Турки… — заволновался сигнальщик.

— С на-ветра! — подчеркнуто прибавил капитан Елчанинов.

В его голосе чувствовалась тревога.

— У турок и при Фидониси был ветер, а что толку-то! — сказал флаг-капитан Данилов.

Ушаков обернулся и спокойно приказал строить линию баталии на левый галс. Чтобы увеличить число пушек, Ушаков ставил в линию баталии и фрегаты.

По всем писаным и неписаным законам морского боя турки оказывались в лучшем положении: они превосходили силою и были на-ветре. Это, конечно, могло озадачить многих, но не адмирала Ушакова.

Турки, увидев врага, стали тоже поспешно выстраиваться в линию.

Иностранцы-офицеры недаром ели турецкий хлеб: турки усвоили кое-что из основ европейской морской тактики. Они последовательно спускались на русские корабли.

Ушаков смотрел с волнением, как близко подойдут турки. На русских кораблях было мало артиллерии большого калибра. Федор Федорович хотел, чтобы турки подошли поближе: тогда можно будет ввести в дело и единороги малого калибра.

Голенкин тоже понимал это и не начинал боя.

Но Гуссейн остался на выгодной для него дистанции. И первым открыл огонь. Точно молния прорезала борта турецких судов. Гулкие пушечные раскаты ударили в низко навалившееся небо.

Русские не заставили себя ждать с ответом.

Турки сосредоточили весь огонь на авангарде Голенкина. Они хотели превосходящими силами раздавить его. Ушаков с тревогой смотрел: выдержит ли его друг этот бешеный натиск?

Голенкин мужественно отбивался. Его спасал меткий артиллерийский огонь, — русские стреляли прицельно, не спеша, а турки — часто и беспорядочно. И вскоре огонь турок стал ослабевать.

Но Гуссейн упорно продолжал вести атаку. Он все время усиливал авангард: в промежутки между линейными кораблями проходили шебеки, бригантины, на которых были установлены 18-фунтовые пушки.

— Фрегатам выйти в резерв! — закричал на ухо флаг-капитану Ушаков.

За грохотом, гулом и шумом не было слышно голоса.

Шесть фрегатов вышли из линии. Ушаков сомкнул строй и поспешил с главными силами на помощь авангарду.

В этом необычном маневре заключалась хитрая уловка: если Гуссейн вздумает охватить с флангов укороченную линию русских, то он неизбежно должен будет сблизиться.

Но Гуссейн продолжал сохранять выгодную для себя дистанцию.

— Хитер, чертов басурман! — обозлился Федор Федорович.

Подветренное положение русского флота было очень неудобным: ветер нес на него клубы дыма турецких пушек, ветер относил назад пыжи, — того и гляди, подожжешь свои же паруса. И главное — никак нельзя приблизиться к туркам, чтобы пустить в ход единороги малого калибра.

Прислуга при них томилась, не имея возможности в такую горячую минуту помочь своим.

И вдруг ветер переменился — стал отходить к северу. Русские корабли безо всяких эволюции оказались на-ветре. Теперь густые облака дыма понесло на турецкую эскадру.

Ушаков немедленно воспользовался этой переменой.

Он поставил свой корабль «Рождество Христово» передовым и ринулся в атаку.

Это шло вразрез со всеми правилами морского боя: флагман никогда не должен быть передовым.

— Как же так? — еще не понимал странного адмиральского маневра флаг-капитан.

— А вот как! Сейчас увидишь! — улыбнулся Ушаков. — Огонь!