Адмирал Ушаков. Том 3

флоту; все это хотел я поправить, но и затем просьба его

повторяется о том же, и напоследок позволил я ему быть сюда.

В островах разнесшийся слух, чрез депутатов из

Константинополя получаемый, о новом установлении правления и о других

последствиях тревожит весь народ беспредельно, предвидимые из

того следствия отвратить трудно, кроме как силою войск, но и

то будет тщетно, всегда войски наши в островах быть не могут;

острова сии предвижу я пропащими, народ по единоверию с нами,

приверженный к России, даже никакой строгостью отделить от

сей нации его невозможно, был уже здесь пример во время моего

отсутствия (обыватели имеют от себя в Константинополе

определенных [людей], которые обо всем их уведомляют, получа от них

известие о переменах делающихся, о том, что некоторые места

отданы будут туркам, пришли в отчаянность, взбунтовались, и

вдруг вошли в город более пяти тысяч человек, тот же час

хотели истребить турок и домы депутатов, а особо Каподистррш

дом хотели разметать по камню, не слушали ни об чем никого:

но как находился здесь генерал-лейтенант и кавалер Бороздин

с войсками, он один мог унять их, употребя поступок с доброй

манерою, и искусством отвратил все худые последствия и выслал

народ из города, успокоя их, сказав, что все это неправда.

Господин Тизенгаузен пишет ко мне с Чефалонии, теперь тоже и

важнее еще сделать предприемГлют, и весь народ с великим

роптанием сбираются партиями, и он не имеет столько сил и

возможности сей отважный и предприимчивый больше других

островов народ удержать от худого последствия, просит моего

наставления, что ему делать; я писал к нему, всеми

возможностями стараться все худости отвращать и удерживать народ

в спокойствии и отнюдь не допустить ни до какой дерзкости, но

он от чувствитсльностей, сделавших его больным, как выше

означено, просит оттоль увольнения. Получа письмо вашего

превосходительства с объяснением трех слов, чтобы бога ради кончить,

не желал я ничего более писать и распространяться

объяснениями, хотел сказать только то, что перемена прежнего, новый

план и прочее, с тем последующее, повергает сии нещастные

острова в вечное нещастие и совершенную гибель, к отвращению

которых я с моей стороны никаких средств не имею, вашему

превосходительству [о том] представляю. С письма и с рапорта,

присланных ко мне от капитан-лейтенанта Тизенгаузена, также

копии при сем прилагаю. Прошу вас по меньшей мере писать в

Сенат, [чтобы] все то, что мною и посланным от меня в острова

установлено и приведено в порядок, оставить ненарушимо,

может быть, хотя несколько времени сие поддержит людей в

спокойствии, но когда новый план будет получен, совсем не знаю,

что произойтить тут может; я как и прежде к вам писал, по

необходимости должен оставить судьбе и начальству здешнему, как

они хотят; прежде нами утвержденное вновь мне опорачивать

невозможно и по справедливости в том никто ко мне

вероятности иметь не будет. Капитан-лейтенанту Тизенгаузену

приказано было от меня ехать в Цериго и там сделать таковые же

учреждения, восстановить тишину и порядок, и спокойствие, но

вышеобъясненные обстоятельства сию посылку остановили, в

каком теперь состоянии сей нещастный остров, изволите усмотреть

из приложенной копии с рапортов господина Тизенгаузена и

порутчика Диаманти, ежели бы я и посланный от меня в острова

господин Тизенгаузен и в сих островах устройствами не

водворили тишину и спокойствие и с ними то же бы было, Цериго

зависит от учерждения нашего. Но означенное письмо ваше

к Феотоки и перемена плана остановили окончание дел наших,

к спокойствию потребное, нельзя теперь удержатьх противное

новому плану и должно ожидать его, таковая вновь устроенная

перемена плана лишила меня удовольствия видеть государя

императора, деятельностями моими и от меня определенных

довольным, и вновь учреждаемую республику сделала навсегда не-

щастной; от воли вашего превосходительства все сие зависело и

весьма возможно было в столь отдаленном месте отсюдова

ошибиться и не предусмотреть коварных замыслов нескольких

вредных обществу людей; которых отослали вы из Константинополя

депутатов, те были доверенные от стороны народа, сверх их еще

в Константинополе оставались несколько таковых же, но и они

от прочих отделены, и предложения их не приняты во уважение.

Дворянство, некоторые надуты венецианской гордостию,

нетерпимою всеми народами, от которой и падение сей республики

последовало, утвердилось теперь преимущественно над другими

классами к совершенной своей гибели1; я все это предвидел и

предупредил равным соединением второго класса с первым, к

которому народ имеет полную доверенность, при оном положении

могли бы быть стократ спокойнее, нежели при новом плане.

Я все это объясняю вашему превосходительству не для того,

чтобы я чувствовал неприятность, противу меня случившуюся,

но единственно объясняю по всей справедливости из одного

чувствительного сожаления о злощастии сей новой республики; ваше

превосходительство одним словом могли бы удержать депутатов

от перемены плана, только бы вы намерение их не похвалили и

сказали бы, что это будет им вредно, свято уверяю, было бы