Адмирал Ушаков. Том 3

Бороздина тотчас ему отдан, но прежде, что надобно было, старались

его поправить и приготовить, этой учтивости и уважения он не

уразумел; прочее начисто описание его все несправедливо, и ни

в чем малейше оправдаться он не мог. По сим обстоятельствам,

как Блистательная Порта сама неправды его усмотреть тотчас

может, и по всем прочим его поступкам заметил я, что он больше

способен нарушать дружбу, а не сохранять, даже и против меня

не сохранил он надлежащей учтивости, не только против других.

Он у меня был с визитом, принят весьма ласково, а когда я

в соответствии был у него, со мною был генерал-майор

Бороздин и много первых по нас чиновников, после нескольких

разговоров об учтивостях, когда я пошел вон от него, предупредя его

сведением, что я иду, я заметил, что он при провожении моем

не встал, тотчас я, воротясь, велел ему об оном сказать, что я

за его неучтивость против меня представлю и потребую

удовольствия; и за всем тем по всем видимостям замечаю, кто-нибудь

его нарочно настроил, чтобы поступать и писать несправедливо и

не так, как что есть, а клонящееся все к расстройке и к

нарушению дружбы. Он в том письме своем написал даже, что будто

российские начальники собрали с крепости пушки, это писано на

мою бытность, а ни на кого другого, что мог он на сию

несправедливость отвечать, откудова он эти вести мог взять и почему;

я уже к вам в других двух письмах писал, что нами никаких

пушек не взято, кроме перемены испорченных и на место пяти

утопших на барказе при атаке и взятье острова Видо, и что на

турецкою ескадру пушек забрато больше и сверх того они взяли

к себе вооруженный полной артиллериею фрегат «Бруну» и

бомбардирский с большими медными орудиями; на крепостях во

всех местах ,пушки все целы и еще с большой прибавкою, сколько

было при французах. Когда генерал-майор Бороздин приехал,

тогда комиссиею, от него учрежденною, вся артиллерия во всех

крепостях освидетельствована, и оказалось по ведомостям, нами

прежде представленным, не только все полное число, но сорок

орудиев нашлись еще излишних против оной ведомости; при

приеме от французов крепостей тогда не были они отысканы, даже

в Святую Мавру отсюдова потребное число орудиев посланы,

после сего, что значило объяснение его об артиллерии, когда ее

никто не трогал и никакого дела ему по оному прошедшему

времени не касалось. Орудия без нас перевозили некоторые

с места на место для укрепления крепости, постановили их в

местах приличных, что, где и как лутче, брали с места, оковывали

и исправляли некоторые станки, ибо турки, где только не

случилось, все ободрали, даже не только чеки изо всех колес

вынули, железные горбыли с лафетов и со станков отодрали, на

острове Лазаретном, который был под ними с начала и наивсегда,

и на крепости Сальвадоре, взятой от неприятеля штурмом,

в прах все обращено, на Лазаретном острове строения были

наипрекраснейшие, капли ничего не оставили, и камень на камне

не остался, остров Видо также весь разорили, на нем станки

пушечные даже все ободрали, а Виду ничего оного не оставили,

как он был укреплен; я все переносил терпеливо и не хотел ни

об чем писать, дабы жалобами не нарушать дружбы и прият-

ства, а этот человек кажется подкуплен кем-нибудь, чтобы

изыскивать всякие даже напрасные случаи и наводить расстройку

и неприятства. Прошу ваше превосходительство об нем

объясниться с рейс-ефендием или с кем должно, и гораздо лутче,

ежели бы прислали кого другого человека, учтивого и умеющего

сохранять дружбу и благоприятство. Генерал-майор Бороздин

с самого прибытия его сюда к вам писал то же. Сей капиджи-

паша никогда не сделал визиту генералу Бороздину, хотя он со

мною вместе был у него, но и после сего даже в соответствие

визит ему не сделал, это можно почесть дерзкостью, невежли-

востию, чего между дружественных нациев не водится. В

прочем с наивсегдашним моим почтением и совершенною преданно-

стию имею честь быть

Федор Ушаков

Почтенное письмо ваше 5 октября минувшего 1799 года и

список перевода суммы в разные места, составляющей двести

восемь тысяч семьсот двадцать четыре пиастра, я получил, за

писание и за добрые ваши желательности покорнейше благодарю

и уведомляю вас, что я с ескадрами нахожусь теперь в Корфу,

и как все те места, откудова назначили вы получать деньги, от

нас отдалены, да и деньги неаполитанские и ливорнские совсем

неудобны и весьма убыточны, да и посылать за ними столь

далеко даже и судов малых не имеем, потому все эти кредитивы

останутся без исполнения, кроме одного, давно уже прежде сего

данного, по которому деньги получил я от агента Манзо, а не от

тех кредиторов, которых вы назначили, ибо в бытность в

Мессине и в Палермо предлагали они мне наличных каждый не

больше, как по две тысячи унциев, а других должно бы ожидать

очень долго, пока они могли их достать, а надобность наша была

крайне необходима, потому весьма надобно благодарить

господина Манзо, что он избавил нас, можно сказать, даже от

бедствия и бедности, чрез которую бы мы страдать могли, не имев

у себя куска хлеба, не получая до полутора года жалованья и

порционных денег; вы можете с господином Манзом списаться