АДМИРАЛ УШАКОВ

– Это шестидесятишестипушечный «Святой Павел». Его строит прибывший из Донской флотилии корабельный мастер Семен Иванович Афанасьев. А ты чем командовал на Балтийском?

– Шестидесятишестипушечный «Виктором».

– Невелика разница!

– Номер четыре строится по новым чертежам… Оказывается, наш Пашенька – на «Модоне», на моем корабле. Я на нем ровно десять лет тому назад ходил. И в Балаклаве был…

– Пока не построим новый флот, здесь все та же донская да днепровская рухлядь… Хвастать нечем, – сказал Голенкин.

– Надо строить, да поскорее. Ну, а как всетаки вы тут живете, на берегах Борисфена27?

– Тяжеловато. Чертов климат: зимой – собачий холод, летом – адова жарища, вечная пыль и комары. Ты, брат, приехал в самое худое время: вода спала, обнажились низменные берега. Ишь какой у нас воздух – болотом пахнет. Того и гляди, что чума еще пожалует.

– Откуда?

– Из Турции. Она с прошлого лета уже в Тамани.

– А здесь?

– Пока еще не слыхать. Впрочем, у нас и без чумы – чума. Народ сильно мрет от лихорадок и поноса. Посчитай, сколько умерло из нашего выпуска здесь, на Азовском и Черном: Анисимов, Селифонов, Марков, Развозов, – считал Голенкин.

– Еще Венгеров и Мерлин, – подсказал Ушаков.

– Вот видишь, и без войны. А при Чесме у нас погиб всего один – Тимка Лавров.

– А как чувствует себя наш вицеадмирал?

– Федот Алексеевич? Ничего. Сейчас сам увидишь.

После чая Федор Федорович направился к вицеадмиралу. Ушаков нашел вицеадмирала Федота Алексеевича Клокачева в большом деревянном, на каменном фундаменте доме адмиралтейства. Он принял от Ушакова бумаги и усадил поговорить – расспросить о Питере, об Адмиралтействколлегии: что там слыхать, какие последние новости.

В кабинете Клокачева Федор Федорович застал какогото капитана 1го ранга.

Ушаков сразу увидал – это был нерусский офицер, поступивший, должно быть, к нам на службу. Он был черен. Волосы отливали синевой. Большой нос с горбинкой и черные, как маслины, глаза. По глазам видно, что дурак: их выражение баранье. Напыщенное лицо самодовольного глупца.

Клокачев познакомил их.

– Войнович, – отрекомендовался незнакомый капитан.

Узнав его фамилию, Ушаков вспомнил – о Войновиче ему рассказывали. Когдато Марко Иванович Войнович плавал на придворной яхте. Потом командовал Каспийской флотилией. Но с ним случился конфуз: его захватил в плен персидский АгаМухамедхан. И в плену Войнович пробыл целый год.

Клокачев быстро отпустил Ушакова:

– Вы устали с дороги. Отдохните денек. Выберите себе из команды корабля денщика, устройтесь, а завтра – за работу! Квартира у вас при казармах. Вашим кораблем временно командует капитанлейтенант Антон Селевин.

Ушаков откланялся.

От адмирала он сразу же пошел на верфь к стапелю, на котором строился его корабль. Федор Федорович хотел посмотреть, как идет работа, и познакомиться со своей командой.

Подходя к адмиралтейским воротам, Ушаков издалека увидал давно знакомую – еще с воронежских лет – картину. По обеим сторонам громадных ворот толпились бабы, девки и дети. Они держали завернутые в тряпье (чтоб не остыли!) котелки и горшочки со щами и кашей.

Это семьи «чистодельцев», вольнонаемных мастеров – плотников, купоров, резчиков – принесли обед и ждут полуденной пушки. Они передадут мужьям и отцам еду, а те вынесут им в мешках щепу, которой всегда много на стройке.

Тут же толкались с лотками и кошелками бабыторговки.

Ушаков издалека услышал обычные адмиралтейские звуки – стук кузнечных молотов, скрип блоков, треканье28 и пение рабочих, перетаскивавших вручную тяжелую кладь.

Из калитки вышел дневальный боцман, – надоело сидеть в тесной и душной каморке.

– Что вы тут, бабьетряпье, разгуделись? – беззлобно прикрикнул он на шумевшую толпу.

– Сам ты – тряпье, сальная пакля!

– С нокарея сорвался, что ли? – понеслось в ответ.

Боцман стоял, смеясь над этим потревоженным муравейником.

– Пожалуйте, ваше высокоблагородие! – распахнул он перед Ушаковым калитку.

Антоша Селевин непритворно обрадовался старому товарищу: Он и в капитанлейтенантском чине, как и в гардемаринском, был такой же «Сенелевин»: маленький, угреватый, невзрачный.

– Наконецто изволили пожаловать, Феденька! – говорил он, обнимая Ушакова. – Заждался я тебя. Меня давно в Таганроге прам ждет. Лучше там командовать прамом, чем в этой пыльной дыре фрегатом! Ну, ваше высокоблагородие, извольте принимать свою посудину!

И Селевин повел Ушакова к стапелю.

Как и ожидал Федор Федорович, его «посудина» пока что больше напоминала рыбий остов, чем корабль: торчали одни голые ребра шпангоутов.

Здесь, на стапеле, была занята большая часть экипажа и офицеров.

Селевин представил Ушакову корабельных лейтенантов, следивших за работой. Расторопнее и живее остальных показался Федору Федоровичу небольшой смуглый Иван Лавров.

Ушаков переходил от одной группы матросов к другой, говорил с ними, присматривался к команде своего будущего корабля.

У штабеля досок, которые подносили с берега к кораблю десятка два матросов, он застал жаркий спор. Федор Федорович издалека уловил архангельские морские словечки, знакомые ему по мичманскому плаванию в Белом море.