Италийский передал, что Нельсон возмущался чрезвычайной гордостью Ушакова, которого он так и назвал: «русский медведь». Да, ему делать было нечего: английская коса нашла на русский камень!
XXIV
Непримиримую, твердую позицию Ушакова неожиданно поколебали коварные турки.
Турецкие абабы давно тосковали по «вольной» жизни. Мимо стольких роскошных и богатых мест они плыли, столько «купцов» встречали в море и ничем этим не смогли попользоваться!
Такого скучного плавания не ждал ни один из них! Такого бесприбыльного, бедного плавания не запомнил из них никто!
Прибыв в Палермо, они добились того, что капитаны стали отпускать их десятками на берег.
Турецкие матросы решили, что если на Ионических, греческих островах не позволяли грабить, то, может быть, будет дозволено им поживиться хоть тут, на берегах Италии.
И попробовали заняться этим в окрестностях Палермо.
Но сицилийцы неожиданно дали грабителям хороший отпор. Четырнадцать турок остались навсегда лежать на острове, пятьдесят три вернулись коекак на свои суда израненными, посылая проклятия «неверным». До сорока турок пропало без вести.
Тогда чаша терпения турецкой вольницы переполнилась: они с ятаганами, саблями и интрепелями приступили к своим командирам, требуя немедленного ухода домой, в Константинополь.
Офицеры сами мечтали об этом, видя, что никакой прибыли от дальнейших морских и сухопутных путешествий не предвидится.
Один только Кадырбей перепугался насмерть: он боялся, что султан отрубит ему голову за самовольный уход от Ушакова. Кадырбей примчался к главнокомандующему бледный и в поту, без своей обязательной шубы.
Кадырбей умолял главнокомандующего, чтобы он собственной властью восстановил бы порядок на его кораблях.
Ушаков бесстрашно поехал один на взбунтовавшиеся турецкие суда.
Приезд грозного Ушакпаши, которому, как все знали, султан дал полную власть над турецкой эскадрой, отрезвил горячие головы. Порядок был восстановлен.
Однако Ушаков, уезжая от Кадырбея, взял с собою Метаксу и его помощниковпереводчиков, говоря:
– Уедемка со мной. Не ровен час…
Он понимал, что турки угомонились ненадолго.
Вечер и ночь прошли на турецких судах спокойно.
Но ранним утром 1 сентября вдруг снялся с якоря корабль коварного Патронбея, который все время косо смотрел на русских и старался как можно меньше им помогать.
Чуть только остальные суда увидали, что их собрат уходит домой, как сразу же стали рубить якорные канаты. К парусам бросились все – и абабы и артиллеристы.
Русские моряки смеялись, глядя, как беспорядочно, хотя и быстро, турки одеваются парусами:
– Ишь как стосковался осман по своим женам!
– Да, прыти много!
– Вот кабы они так в бою!
– Домой, брат, всякая скотинка веселее бежит!
Кадырбей, уходивший из Палермо последним, попытался на прощанье вывесить главнокомандующему сигнал: «Благодарю». Но дальше у сигнальщиков ничего вразумительного не получилось.
Ушаков стоял, с какоюто грустью глядя, как от него уходит его ненадежный союзник.
Он оставался с другим, еще менее надежным.
Приходилось идти в Неаполь. Делать чуждое для России, чужое, ненужное дело.
XXV
Моряки Ушакова внезапным броском заняли Рим, а чудобогатыри Суворова били лучших французских генералов на берегах Треббии и у Нови.
Но после того как русские солдаты и матросы освободили от французов Северную Италию, они вдруг оказались не нужны своим «союзникам».
Австрия и Англия, использовав в своих интересах силу России, стали постепенно выживать русских из района Средиземного моря.
Выживали разными методами, хотя одинаково последовательно и вероломно.
Тогда Павел I отозвал армию и флот в Россию.
Ушаков вернулся на Корфу и вынужден был простоять здесь еще полгода, собирая свои суда, разбросанные по разным местам, и готовясь к далекому походу в Севастополь.
За освобождение «всех похищенных французами прежде бывших венецианских островов» и за взятие острова Корфу император Павел пожаловал Ушакову чин адмирала.
Это была последняя царская награда «морскому Суворову», непобедимому флотоводцу.
Султан прислал Ушакову челенг – перо, осыпанное алмазами. Челенг считался у турок самым высоким отличием. Кроме того, подарил дорогую соболью шубу, табакерку, украшенную алмазами, и тысячу червонных.
Павел I наградил за взятие Корфу только Ушакова и Пустошкина (он был зол, что упустили «Женеро»), а султан вспомнил и о русских матросах: прислал им три с половиной тысячи червонных.
Отраднее всего была искренняя благодарность населения островов.
Последние месяцы пребывания русского флота на Корфу вылились в сплошное чествование русских моряков и их знаменитого адмирала.
Каждый освобожденный остров считал святой обязанностью сделать какойлибо подарок своему избавителю.
Остров Корфу поднес Ушакову золотой меч, осыпанный алмазами. Кефалония и Итака – золотую медаль, Занте – золотой меч и серебряный щит.
В благодарственных адресах Ушаков назывался «спасителем» и «отцом» Ионических островов.
На медали острова Итака была надпись:
«ФЕДОРУ УШАКОВУ,