Адмирал Ушаков

Паруса на «Мелеки Бахри» повисли клочьями, словно тряпье, развешанное для просушки.

На верхней палубе теснились турки. Они махали белыми тряпками и что-то кричали.

«Мелеки Бахри» сдался.

Тотчас же с «Иоанна» спустили шлюпки с матросами под командой лейтенанта, и над бывшим «Владыкой морей» заколыхался андреевский флаг.

– Молодец, Николай Петрович! – похвалил старика Кумани Ушаков.

Трофей оказался неплохим: «Мелеки Бахри» был недавней стройки и мало пострадал в бою.

«Капитание» остался совсем один. Молодой капудан вероломно бросил своего престарелого советника.

Ушаков вывесил сигнал командиру авангарда Голенкину: «Стараться взять корабль в плен».

«Капитание» являлся самым лучшим кораблем в турецком флоте. Пушки на нем были только медные. Он шел к мелководью у Кинбурнской косы, еще тщетно надеясь, что капудан все-таки придет к нему на помощь.

Первым настиг «Капитание» 50-пушечный «Андрей». Он бил беглым огнем.

– В фор-марсель угодили. Молодцы! – сказал Ушаков.

– Теперь он убавит рыси! – улыбнулся флаг-капитан Данилов.

«Капитание» заметно сбавил ход. А тут подоспели «Георгий», «Преображение» и «Мария Магдалина» с командиром авангарда Голенкиным.

«Гаврюша старается! – с удовлетворением подумал о верном и храбром товарище Ушаков. – Хороший кус поймал!»

Но «Капитание» отчаянно отбивался, не думая спускать флаг.

– Вот упрямый старикашка! – говорил Ушаков, глядя в трубу. Это уже начинало его злить.

– Ишь как угодил в «Андрея»!

– Из экипажа у турок лучше всех артиллеристы, ваше превосходительство, – заметил Данилов.

– Ничего не выйдет. Придется его пустить ко дну! – сдвинул шляпу на затылок адмирал.

Он приказал подойти к турку с на-ветра.

«Рождество Христово» было саженях в тридцати от «Капитание». На верхней палубе у турок осталось мало народу – только валялись раненые и убитые. Все, очевидно, укрылись в нижний дек.

– Всыпать ему за упрямство! – крикнул в рупор Ушаков.

Еще мгновение, и «Рождество Христово» вздрогнуло от сильного толчка: это дали залп одним лагом. Все потонуло в пороховом дыму и копоти. Послышался страшный треск и крики.

Когда дым рассеялся, на «Капитание» не оказалось ни одной мачты. Корабль от бака до юта представлял причудливое нагромождение бревен, досок, рваных парусов и снастей. Но в нижнем деке блеснул огонь, и «Рождество Христово» потряс удар.

– Подлец – угодил в нашу фок-мачту! – сказал встревоженный Данилов.

– Стоит?

– Еще держится.

– Выкурить их брандскугелями! – крикнул взбешенный Ушаков.

Артиллеристы не заставили себя ждать. Еще минута – и из нижнего дека «Капитание» повалил густой дым и послышались крики турок.

«Рождество Христово» успело поворотить и стало бортом против изукрашенного разными цветами и плодами носа турецкого корабля: Ушаков приготовился дать еще один залп. Он был бы для «Капитание» смертельным, потому что корабль и так уже заливало водой.

Но тут наверх изо всех люков повылезли галионджи и абабы[62]. Пробираясь сквозь обломки мачт и рей, как через бурелом, давя друг друга, появились сотни турок. Они кинулись к бортам, крича: «Аман! Аман!»

А черный густой дым все больше выбивался из портов.

Сухое дерево, смола и краска горели с шумом, ярко и весело.

Ушаков велел прекратить бой. По морю прокатилась бодрая дробь барабана.

Адмирал приказал спустить вооруженные шлюпки, чтобы снять пашу, а самим отойти подальше: пожар на «Капитание» быстро распространялся, и можно было ждать взрыва крюйт-камеры[63].

Шлюпки подошли к «Капитание». К трапу с диким ревом бросились толпы народа. Турки толкали друг друга, дрались. Личная охрана трехбунчужного паши Саит-бея с трудом саблями и ятаганами пробила дорогу к трапу Саит-бею и капитану корабля Магмет-Мустафе-аге. С ними в шлюпку успели сесть семнадцать разных чиновников и шут турецкого адмирала!

Остальным русским шлюпкам пришлось отойти назад. Пристать к «Капитание» было бы трудно, потому что усилился ветер, а из нижнего дека било пламя. Кроме того, их потопила бы масса обезумевших людей, которые и так уже начали бросаться с горящего корабля в море.

Ушаков велел перекрепить паруса потуже, чтобы в них не могла завалиться искра, и обливать их водой.

Он с минуты на минуту ждал взрыва турецкого корабля.

Матросы на руках внесли на шкафут трехбунчужного пашу.

Саит-бей, глубокий старик, жевал сухими губами и растерянно повторял:

– Яваш![64] Яваш!

Бомбардир Власьич ответил с улыбкой:

– Знаем, ваше превосходительство, что ты, брат, теперь наш! Никуда не денешься. Васька, держи его, сукина сына, покрепче: ерзает, старый черт! – обернулся он к Легостаеву, несшему с ним пашу.

И тут раздался страшный взрыв. Все кругом заволокло дымом. Сверху на корабль посыпались головешки, доски, куски канатов, а потом послышался плеск – и все смолкло: это взлетел на воздух и затонул 74-пушечный «Капитание».

Ушаков встретил Саит-бея на шканцах. Престарелый турецкий адмирал подошел и, глядя исподлобья, как затравленный зверь, приложил руки ко лбу.

– Это его превосходительство адмирал Ушаков! – сказал ему по-турецки переводчик.