Адмирал Ушаков

Добрая сторона! Деревеньки малые, зато частые. Худо только, земля с песочком, плохо родит, хлеба своего едва до Пасхи хватает. Трудно крестьянину прокормиться хлебопашеством одним. Да темниковский мужик досуж. Чего не может взять от пашни, дают ему лес, озера да Мокша. Не найдешь деревушки, где бы промыслом не занимались. Все тут делают: телеги, сани, дуги, бочки, лопаты, ложки, кули рогожные, мочало… А какие лапти плетут! Во всей России таких не сыщешь. Загляденье! В зиму наплетут целые возы и везут на ярмарки — даже в Арзамасе и Саранске ими торгуют. Прибыток от промыслов, правда, невелик, а все ж мужику легче. Сыт не сыт, а без хлебова спать на ночь не ложится.

В середине обеда появился капитан-исправник. Он кивнул Ушакову своей большой кудлатой головой, подтверждая этим, что доволен знакомству с ним, после чего потребовал себе водки.

— Почему поздно приехал? — спросил исправника Никифоров.

— Дела были, — отвечал тот, принимаясь за уху. — Недоимщики задержали. Беда с ними. Да и помещики тоже хороши! Распустили крестьян своих.

— А много в уезде имений? — полюбопытствовал Ушаков.

— Имений-то много, да что толку! Почти все они заложены и перезаложены. Многие управляются старостами, сами дворяне живут в городах.

— Это верно, — подтвердил Никифоров, — не хотят дворяне в деревнях своих жить. В города их тянет.

Когда обед подошел к концу, отцы города изъявили желание проводить Ушакова до гостиницы.

У гостиного двора стояла рессорная тележка с впряженной в нее парой тяжелых крестьянских лошадей. На скамье у ворот сидели, беседуя, Федор и чернобородый мужик в высоком картузе, какие обычно носили богатые крестьяне. Увидев приближавшихся господ, чернобородый вскочил, рванулся им навстречу и низко склонился перед Ушаковым, выделявшимся от прочих своим адмиральским одеянием:

— Здравия желаю, батюшка!

Федор, подойдя, доложил:

— Это Филипп, староста наш. За нами приехал.

— Все ли сделано, как я просил? — обратился Ушаков к старосте.

— Все, батюшка, как есть, все. Пожалуйте, батюшка!..

— Что ж, господа, поеду к себе, — сказал Ушаков своим спутникам. Спасибо за угощение.

— С Богом, ваше высокопревосходительство! — отвечали провожавшие. Не забывайте нас, наведывайте.

Попрощавшись с ними, Ушаков уселся на тележку, и староста направил лошадей на дорогу, что вела к Мокше. Федор поехал на крестьянской телеге, куда были сложены сундуки адмирала.

Берег Мокши подходил к самому Темникову. В том месте, где стоял из бревен и досок мост, река была неширокой, с песчаными отмелями.

С моста были хорошо видны как Алексеевка, прижавшаяся к лесной опушке, так и островок строений Санаксарской обители. Не узнать стало монастыря. Когда Ушаков бывал здесь в последний раз, над берегом теснились деревянные строения, а сейчас все из камня, ограда тоже каменная, на куполах церквей кресты позолоченные… А вот Алексеевка совсем не изменилась. Стоит, как стояла, ничего нового в ней не прибавилось. Избы крестьянские и сам барский дом, выстроенный фасадом к Мокше, оставались такими же, какими запомнились Ушакову с того времени, когда подростком уезжал отсюда в Морской корпус на учебу.

Ушаковы происходили не из знатного рода. Жили в Романовском уезде, что в Ярославской провинции. Поместье крохотное — крепостных за ними было всего-то двадцать душ.

Однажды дед Игнат прослышал, что далеко за Рязанщиной, там, где течет река Мокша, есть свободные земли. Дед решил попытать счастья и двинулся в трудную дорогу, взяв с собой сына Ивана. Так он оказался в Темникове.

Мокша деду понравилась. Он не стал возвращаться обратно, а позвал сюда и сына Федора, отца будущего адмирала. Федор имел чин коллежского регистратора и довольно быстро нашел себе службу в Темникове. Он оставался на службе до тех пор, пока не стал владельцем Алексеевки. Что же касается брата его Ивана, то тот после смерти Игната ушел в Санаксарскую обитель, где вместе с монашеским саном принял имя Федора и вскоре стал ее настоятелем.

Много в Мокше воды утекло с тех пор. Уже нет в живых ни деда, ни его сыновей. Никого не осталось. Только дом от них остался да деревенька Алексеевка, перешедшая в наследство ему, Федору Федоровичу Ушакову внуку, сыну и племяннику тех, кто пустил здесь корни ушаковского рода.

— В доме живет кто-нибудь? — спросил Ушаков старосту.

— Кроме дворовых, никого…

У барского дома Ушакова встречала большая толпа. Вся Алексеевка собралась — мужики, бабы, ребятишки. Чуть в сторонке, выделяясь от прочих одеждами, стояли два монаха. При появлении барина мужики, обнажив головы, опустились на колени. Монахи поднесли барину хлеб-соль.

— Игумен наш, — оказали они, — шлет тебе, батюшка, свое благословение и будет рад видеть в своей обители.

Ушаков поблагодарил их за хлеб-соль и пообещал быть в монастыре, как только позволит время. Потом обратился к своим крестьянам:

— Здравствуйте, дети мои!

— Здравия желаем, отец наш!..

— Что ж вы на колени-то?.. — сказал Ушаков. — Я не царь какой.

Мужики поднялись и, смелея, стали обступать его со всех сторон.