Адмирал Ушаков

Получилось! Умаслил-таки Ушаков головореза. Пообещал тот ему через Метаксу прислать для завоевания Корфу три тысячи воинов. А спустя несколько дней, чтобы подтвердить обещание, сам явился. Наряженный в богатейшие одежды, окруженный блестящей свитой.

Ушаков встретил его с учтивостью, на какую был только способен. Почти час беседовали они с глазу на глаз, с участием одного только переводчика. Али-паша все жаловался на константинопольских сановников, говорил, что-де большие взятки давать им приходится, а толку почти никакого, потому как не держатся долго сии сановники на султанских должностях. «Едва успеешь взяткой сделать себе подпору, смотришь, подпора уже без головы, а ты без денег…» Вдруг Али-паша спросил:

— Намерено ли ваше превосходительство распространить то, что делается сейчас на островах, на материковый берег?

Ушаков его понял. Али-паша боялся за захваченную им Перевезу, которую желал сохранить за собой. Чтобы успокоить его, Ушаков дал понять, что он не собирается отторгать греков от подданства султана, а несет независимость только народам, покоренным французами. Али-паша обрадовался, сказал:

— Вы умный адмирал, и я вам пришлю не три, а шесть тысяч албанцев во главе со своим сыном.

Али-паша прислал не шесть и даже не три, а 2500 воинов. Обманул. Пустошкин, введенный в курс дела, предлагал было послать к нему нового гонца, но Ушаков безнадежно махнул рукой:

— Поздно. Ждать больше нельзя. Пора начинать генеральное сражение.

9

Диспозицию сражения Ушаков написал собственноручно. Она сводилась к следующему: против каждой из пяти неприятельских батарей, установленных на берегу Видо, выделялась определенная группа кораблей; в семь утра назначенным кораблям и фрегатам надлежало приблизиться к берегу и с расстояния не более двух кабельтовых открыть по батареям беглый картечный огонь; после подавления неприятельских батарей и перенесения корабельного артиллерийского огня на глубинные опорные пункты противника по сигналу с флагмана начиналась высадка десанта в трех назначенных местах с последующим наступлением в глубь острова.

18 февраля, как только рассвело, корабли стали выстраиваться в боевую линию. Десантники приготовили катера, баркасы, лодки. На первых порах все шло по диспозиции. Но тут Ушакову доложили, что албанцы Али-паши взбунтовались, отказываются садиться на десантные суда и участвовать в штурме острова. Это был удар в спину. Ушаков немедленно поплыл на пустынный берег острова Корфу, недавно занятый русскими и где теперь под их прикрытием находился отряд албанцев.

— Что сие значит? — накинулся Ушаков на офицеров отряда. — Почему не выполняете приказа?

— Солдаты не слушаются, — отвечали офицеры, — они говорят, что остров заставлен французскими батареями и там ждет смерть каждого, кто попробует сойти на берег.

— Но батареи будут нами подавлены.

— Они в это не верят.

— А вы?

Офицеры переглянулись, послышались голоса:

— Остров неприступен, взять его невозможно.

Ушаков сокрушенно покачал головой. Пропала его табакерка! Хотя Али-паша и прислал своих албанцев, но какой от них толк! Силой воевать их не заставишь.

— Что ж, — с сарказмом в голосе сказал он, обращаясь к албанским офицерам, — коль так боитесь неприятеля, ступайте все на гору при северной нашей батарее и оттуда, сложа руки, смотрите, как я на ваших глазах возьму остров Видо и все его батареи.

Некоторую часть албанцев все же удалось уговорить примкнуть к наступавшим. Люди эти не столько поддались угрызениям совести, сколько побоялись остаться без добычи. Они поняли, что эти русские и вправду могут взять неприступный остров…

Ровно в семь фрегаты, а за ними и линейные корабли подошли к берегу на картечный выстрел и открыли по неприятельским батареям беглый огонь. Сражение началось.

В линии нападения были только русские корабли. Турецкую эскадру Ушаков оставил в сторонке, чтобы не вносила путаницы в исполнение диспозиции и сигналов. Уже после боя в направленной в Петербург реляции Ушаков так объяснил свое решение: «Кораблей турецких в атаке острова не поставил я с нашими… ибо они не могут скоро лечь шпрингом, как скорость надобности требует, и в это время были бы они против батарей кормами, их с батарей могли бы расстрелять, и они могли бы нам помешать недеятельностью».

Французы оказывали упорное сопротивление. Вначале они палили раскаленными докрасна ядрами, надеясь вызвать на атакующих кораблях пожары, но потом отказались от этой затеи и перешли на обычные снаряды. Им стало не до огненных ядер. Русские комендоры действовали неотразимо. Недаром Ушаков еще в Севастополе столько времени уделял их учебе! Ох, как пригодилось им сейчас приобретенное умение! Французские батареи буквально были засыпаны ядрами и картечью.