Читаем Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память полностью

«… Сегодня царь должен в 3 часа приехать в Государственную Думу и там держать речь… Господи, Александр Васильевич, какое это может быть громадное, безмерное счастье. Александра Федоровна – тоже по слухам, конечно, – куда-то испарилась – и Бог с ней. Ведь это возрождение всех надежд, возложенных на войну, ведь солдаты поголовно говорят, что “дайте здесь управиться, потом пойдем немцев бить, только бы не знать, что за спиной измена”…

Меня очень обрадовала телеграмма, посланная Родзянкой командующим флотами. Хотя Тимирев говорил, что, кажется, Непенин уже ответил о присоединении Балтийского флота, а про Вас ему ничего не известно, и обещал справиться и позвонить по телефону. Если бы Вы знали, Александр Васильевич милый, как я жду этого звонка, хотя меня больше интересует форма ответа, т. к. содержание можно угадать – по крайней мере, я так хочу этому верить. У меня к Вам просьба, Александр Васильевич милый, пришлите мне приказ по флоту по поводу всего вышеизложенного, если можно, конечно, – мне так хочется его прочитать…» (1 марта)

Позволительно усомниться, что приведенный нами выше приказ, отданный Колчаком после получения телеграммы от Родзянко, восхитил бы Анну Васильевну – да и сама она, кажется, все-таки была не очень уверена даже в его «содержании» (осторожная оговорка «я так хочу верить» в столь восторженном письме довольно красноречива). Очевидно, адмирал более трезво, чем его далекая собеседница, оценивал события и их перспективы, – и все-таки… если даже Колчак и не относился с чрезмерной серьезностью к «политическим» страницам писем Анны Васильевны, – у него могли быть и более серьезные источники, излагавшие нечто подобное им на менее наивном уровне (Тимирева в ноябре упоминала о «не пропущенных цензурой думских речах» как о предмете особого интереса офицеров балтийской Минной дивизии). А потому можно и посчитать достаточно искренними слова, сказанные адмиралом в январе 1920 года:

«Сам факт принятия власти комитетом Государственной думы во время Февральской революции я приветствовал, так как состав правительства перед самой революцией я не считал способным к успешному ведению войны. Когда совершилось отречение Николая II и образовалось Временное правительство, я счел себя свободным от присяги прежней власти и первым в Черноморском флоте принес присягу Временному правительству. Я приветствовал революцию как гарантию возможности подъема энтузиазма в народе и в армии и этим самым возможности довести войну до победного конца, ибо уже перед революцией для меня стало ясно, что монархия к такому победному концу привести не может, – вернее, не монархия, а создавшийся при ней у нас в России государственный порядок, и что должно произойти в создавшемся положении какое-либо изменение. Полагая, что вновь образовавшаяся власть носит временный характер, я считал, что новый государственный строй должен быть установлен каким-либо учредительным органом, Учредительным собранием или Земским собором, словом, выраженной [31]через такой орган волей народа; считал, что монархия восстановлена не будет, что установится строй республиканский, и такой строй считал приемлемым и наиболее соответствующим создавшейся обстановке».

Таким образом, на рубеже 1916–1917 годов предубеждение против слабой государственной власти, не переносимое, впрочем, на монархию в целом, у Колчака должно было сложиться, – но в какие бы то ни было реальные действия оно не вылилось. Адмирал был поглощен заботами о подготовке к предстоявшим весной операциям, которые, как мы знаем, глубоко его волновали. Поэтому и в первые дни «завоеванной свободы» он, казалось бы, должен был интересоваться только узко-«прикладными» вопросами сохранения боеспособности Черноморского флота и приданных ему армейских частей… однако не все было так просто. Колчак оставался Колчаком, и замыкаться в кругу своих непосредственных забот, когда пошатнулась держава, он, похоже, не захотел; согласно одному из сохранившихся свидетельств, не был он и столь лояльным к новой власти и «демократическим завоеваниям».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии