Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Впрочем, Колчак имеет на этот счет собственное мнение: «Я высказался в том смысле, что при настоящих условиях необходимо сохранить то, что есть, т. е. что Верховным главнокомандующим должен остаться Болдырев и что ему и должна быть передана вся власть, относительно же себя я сказал, что я – человек здесь новый, меня широкие массы армии и, в частности, казаков не знают». За считанные дни до смерти, на допросе, Александр Васильевич мужественно принимал на себя ответственность за гораздо более «контрреволюционные» деяния, и странным было бы предположение, будто именно в вопросе о «перевороте 18 ноября» он вдруг начал бы лукавить. А доверие к процитированному показанию Колчака опровергает точку зрения об его активном участии в событиях или закулисном руководстве ими.

«… Он, видимо, дал знак, что пора начать [68], – пишет о возвращении адмирала с фронта современный историк. – Удрученный плачевным состоянием армии, равнодушием чешского командования, нежеланием Болдырева сотрудничать в общем деле, он, надо полагать, решил, что далее откладывать это дело бессмысленно и опасно». Но есть ли смысл начинать «это дело» (переворот) из-за нежелания Болдырева сотрудничать, дабы по завершении «дела» настаивать на передаче верховной власти тому же Болдыреву? Не слишком ли большим политиканством будет отдавать такая позиция, если заподозрить в ней игру, лицемерный отказ от власти, которая уже идет в руки? И не слишком ли велик был бы в этом случае риск, что остальные члены Совета министров поймают адмирала на слове и в самом деле вручат диктаторские полномочия Болдыреву – как-никак, Верховному Главнокомандующему?

Подчеркнем: наши рассуждения вовсе не имеют целью «оправдание» Александра Васильевича Колчака, в котором он отнюдь не нуждается. Смена социалистической Директории твердой единоличной военной властью диктовалась самим ходом событий, и Колчак, вовсе не из жажды высоких постов, имел бы все основания принять действенное участие в перевороте. Но имеющиеся свидетельства говорят скорее не в пользу этого, и праздным остается вопрос: «Вряд ли заговорщики стали бы добиваться власти для Колчака, не будучи уверены, что он ее примет. А если бы он в решительный момент отказался?» – ведь адмирал действительно отказался (высказавшись за Болдырева), причем в ситуации, когда «решительный момент» наступил, а вопрос о диктатуре обсуждался лишь с точки зрения личности будущего диктатора.

Тем не менее закрытой баллотировкой Совет министров высказался за адмирала. «Оказывается, только две записки были поданы за избрание в это звание Хорвата (одна моя), а все остальные записки были поданы за А.В.Колчака», – пишет Вологодский. По воспоминаниям другого члена кабинета, Г.К.Гинса, за Александра Васильевича «были поданы все голоса, кроме одного. Один был дан за Болдырева» (сам Колчак в выборах не участвовал и ждал решения в соседней комнате). Отметим и еще одно свидетельство Гинса: «Любопытно, что из состава Совета [министров] против диктатуры возражал только Шумиловский», – поскольку «министр труда», социал-демократ меньшевик Л.И.Шумиловский не только в конце концов отдал свой голос за адмирала, но и впоследствии привел подробную мотивировку своего решения:

«Насколько мне было известно, [в Черноморском флоте] он пользовался большой популярностью среди матросов… Потом уже, незадолго до избрания, стало известно, что он пользуется поддержкой англичан и американцев, но к нему в высшей степени отрицательно относятся японцы. Я считал, что адмирал Колчак, как сильная личность, сможет сдержать военную среду и предохранить государство от тех потрясений, которые неизбежно грозили справа. Эти мотивы – популярность в демократических странах, Америке и Англии, умение поставить себя в военной среде, подтвержденное его положением в Черноморском флоте, и заставили меня подать голос за него. Я видел в этом гарантию, что те страшные события, которые происходили перед этим и которые только что произошли, не повторятся».

Действительно, фигура «военного диктатора адмирала Колчака» неожиданно оказалась компромиссной и так или иначе устраивавшей всех, поскольку те, кто боялся «реакционности», видели в качестве единственной альтернативы произвол Волкова, а может быть, и тяжелую руку Иванова-Ринова. И Совет министров, спешно произведя «Военного и Морского Министра Вице-Адмирала Александра Васильевича Колчака [ – ] в Адмиралы», сразу же за этим принял постановление «вследствие чрезвычайных событий, прервавших деятельность Временного Всероссийского Правительства… с согласия наличных членов Временного Всероссийского Правительства… принять на себя всю полноту Верховной Государственной Власти». Этот документ еще подписан, в качестве одного из членов кабинета, и Колчаком, однако за ним последовали «Положение о временном устройстве государственной власти в России» – «осуществление верховной государственной власти временно принадлежит Верховному Правителю» – и лаконичный приказ адмирала: