Прервем пока изложение дальнейших событий, чтобы обратить внимание читателя на то, что опасения Александра Васильевича по поводу партийных (более конкретно – социалистических) влияний представляются совершенно оправданными. Как показывает исторический опыт, никогда в течение Гражданской войны правительства, социалистические по своему составу или подпадавшие под воздействие социалистов, не были способны к решительному сопротивлению узурпаторам власти, сколь бы искренними ни были возглавлявшие эти правительства люди. От Белого моря до Терека, от Волги до Великого океана, несмотря на всю «демократичность» и «прогрессивность», стремления к «свободе» и «народовластию», социалисты оказывались бессильными и только разрушали дело, которым брались руководить. И причина здесь не в одном лишь отсутствии у них государственных и военных знаний и опыта: внося в борьбу партийный дух, они неизбежно обрекали ее (и самих себя) на поражение, ибо сопротивление большевизму могло оказаться успешным лишь при духовном преодолении русским народом революционной разобщенности, восстановлении национального единства, – то есть на путях, противоположных традициям догматичной партийной политики.
В сущности, к той же мысли как будто подходил адмирал Колчак, когда отвергал предложения той или иной незначительной группы лиц. Сейчас казалось, что единодушие и единовластие было достигнуто, но усиливавшееся влияние руководства партии социалистов-революционеров и Съезда членов Учредительного Собрания (тоже вполне социалистического) угрожало этому единству, пытаясь превратить Директорию в партийную организацию.
Поэтому на фронт, куда новый военный министр отправился, дабы самому ознакомиться с нуждами войск, он должен был ехать отнюдь не в хорошем расположении духа; на фронте же его настроение, судя по всему, еще ухудшилось. Разговаривая с Гайдой, который к тому времени возглавил Екатеринбургскую (или Северо-Уральскую) группу войск, Колчак не стал скрывать своих подозрений, «что состоявшееся между Директорией и Омским правительством соглашение непрочно и столкновение неизбежно». В свою очередь, Гайда, по воспоминаниям Александра Васильевича, «высказывал мнение о необходимости диктатуры и говорил, что Директория нежизнеспособна»; подобной точки зрения придерживался и командующий 1-м Средне-Сибирским корпусом генерал А.Н.Пепеляев (брат сибирского политика). После этого совсем не удивителен вывод Колчака: «Я вынес впечатление, что армия не на стороне, а против Директории».
Сегодня эти беседы подаются как прокладывание адмиралом пути к военному перевороту и собственной диктатуре. Однако нет указаний, что в разговорах о единоличной власти шла речь о кандидатуре Колчака, а его довольно поверхностное знакомство с Гайдой или Пепеляевым не допускает мысли о «понимании с полуслова», «чтении между строк» и проч., что было бы возможно для безусловно доверяющих друг другу людей. Какие же выводы сделал Александр Васильевич из слов фронтовых начальников о грядущей и необходимой диктатуре?
Намеки на ответ, кажется, дают две телеграммы военного министра, отправленные Верховному Главнокомандующему из Екатеринбурга. «… Необходимо успокоить фронт пресечением раздоров тыла, – требует Колчак 12 ноября, – для чего считаю неотложным отстранение генерала Белова и прекращение интриг генерала Иванова-Ринова». 14 ноября новая телеграмма звучит еще более категорично: «Получив сведения, что генерал Белов пытается противиться отстранению его от должности и готовится [его] отъезд из Омска для продолжения интриг, считаю решительно необходимым и настаиваю в этом случае [на] аресте генерала Белова с препровождением его [в] Екатеринбург, а также [на] отстранении [от] должности генерала Иванова, чтобы разом порвать со всеми интригами, гибельно отражающимися на фронте» [65]. В обвинениях, будто генерал П.А.Белов (начальник штаба Сибирской армии и временно командующий ею – Иванов-Ринов был в отъезде) задерживает пополнения для войск Гайды, Александр Васильевич, очевидно, идет за беспокойным чешским генералом; возможно, Белов так и не узнал о мнении военного министра, поскольку в рапорте Болдыреву от 13 ноября, настаивая на расследовании своей деятельности, генерал возмущенно требовал «по установлении… неосновательности обвинения» о «привлечении Генерал-Майора Гайда к законной ответственности за клевету», ни словом не упоминая Колчака. Дело, впрочем, совсем не в этом…