Арестованные были развязаны и снова помещены в Оренбургском училище. Назавтра днем было получено за подписью начальника штаба Иркутского гарнизона капитана Люба, который при Политическом центре еще продолжал служить в штабе округа, официальное предписание, в котором говорилось, что по приказанию генерал Скипетров и генерал Сычев приказывают всех политических заключенных отправить в распоряжение Скипетрова через деревню Патроны, где должен быть пароход. Сычевым бумага подписана не была, но распоряжение делалось от его имени. Снова был написан Черепановым рапорт на имя Скипетрова, рапорт опять вручен был мне для переправки его Скипетрову, а арестованных должен был доставить дежурный в этот день начальник караула при них поручик Шмаков. Арестованные на этот раз не связывались, так как распоряжения об этом не было.
Вечером, когда я должен был отправиться с рапортом и арестованными на Патроны, приехал в Оренбургское училище Черепанов с офицерами и чинами контрразведки – Курдяев с женой, Базанов с женой и сыном, Георгий Попов, Насонов, Филин, братья Василий и Михаил Забродины, Новиков, агент Насонова Кононенко Прохор Кузьмич и поручик Иннокентий Юрков с женой и ребенком. Были потребованы подводы от Загоскина для арестованных и для конвоя. У Черепанова не было своей подводы, и он сел с конвоем, одну подводу взял Курдяев с солдатами и поехал вперед осматривать путь, в качестве разведки; я ехал где попало. У остальных офицеров были свои подводы, а агенты ехали с ними. Я перед поездкой забежал домой, помог жене собрать ребенка и вещи и отправил ее в Патроны на лошади отца.
Все арестованные с конвоем отправились на четырнадцати подводах. В Щукино мы догнали мое семейство, и я с рапортом сел на подводу отца. Арестованные ехали под наблюдением не моим, а Базанова. В Патронах мы остановились пить чай. Арестованные тоже пили чай и закусывали. Это было уже ночью. В это время на автомобиле приехали в Патроны Сычев с офицерами, из которых помню подполковника Валентина Оттовича Рейнгарда, поручика Вишнякова, надворного советника заведующего архивом командующего войсками Фирса Лукича Хапилова (с женой), прапорщика Хапилова, поручика Блиалкина (с женой). Они поехали на Листвяничное, так как парохода не было. Приехали также ночью на автомобиле Артемьев и начальник автомобильной команды подпоручик Шмит на мотоциклете. Они остались ждать пароход. Мы и арестованные по распоряжению Черепанова на подводах двинулись ночью же на Листвяничное. Я ехал впереди на подводе своего отца с женой и ребенком.
На перевоз в деревню Николы мы приехали в 9 часов утра. По требованию Черепанова из Листвяничного подан был пароход «Кругобайкалец», и на нем все мы и арестованные переправились на станцию Байкал. В Патронах пакет с рапортом я, по приказанию Черепанова, отдал Георгию Попову, который на лодке отвез его в Михалево Скипетрову. А Попова Скипетров прикомандировал к своему штабу, но он оттуда бежал, и с этого момента я был уже совершенно свободен от всяких поручений контрразведки.
На станции Байкал нас встретил штабс-капитан Годлевский (комендант парохода «Ангара» и начальник гарнизона станции Байкал) со своим помощником капитаном Колчиным. Семьи они посадили [в] классные кают-купе парохода «Ангара», а арестованных приняли от Базанова и посадили в каюты третьего класса. Там Годлевский стал выкликать арестованных по списку, стал ругаться матерной бранью и арестованного Парушкова два раза ударил кулаком по голове; часовым он приказал наблюдать, чтобы среди арестованных не было ни малейшего движения и не было громких разговоров, а при неисполнении требований часовых приказал стрелять под его, Годлевского, ответственность. Затем Годлевский произвел обыск у арестованных, отобрал у них табак, сушки, кольца, перочинные ножи, часы и т. п. Мы ночевали на «Ангаре». За ночь с арестованными ничего не произошло, но мы их не кормили, а те съестные припасы, которые для них были куплены Базановым, были Годлевским отобраны.
Утром всех чинов контрразведки потребовали к Сипайлову. Черепанов вызван был со своей квартиры на станцию Байкал. Сипайлов обратился на нас с грубыми выговорами и бранью, грозил расстрелом, называл провокаторами, говорил, что мы должны поступить в его распоряжение, что он сам отправил и собственноручно расстрелял в сопках три тысячи человек. Во время этих выпадов он держал в руках четверть водки и стакан. Один из нас – Насонов упал тут в обморок. Попову Георгию Сипайлов сказал: «Я вас назначаю к себе – вы будете выводить у меня в сопки». Тот ответил, что он неспособен на это, а Сипайлов заметил: «Ничего, у меня руку набьете».