Адмирал Колчак и суд истории

Эволюция военного дела, появление резервов в боевом порядке, авангардов в марш-маневре, наконец, увеличение чисто пространственное походного и боевого порядка определили необходимость в органе, при помощи которого военный замысел высшего командования мог бы претвориться в отвечающие ему действия. В те времена, когда рыцарская организация вооруженной силы Западной Европы не нуждалась еще в таком органе, когда командующий вел непосредственно свои войска в бой, как магистр Тевтонского ордена под Грюнвальдом в 1410 году, т. е. тогда, когда управление боем почти не существовало, монгольские завоеватели уже ввели организацию резерва, при котором находилось высшее командование, руководившее боем до того момента, когда военный замысел и вытекающий из него план действий требовал решительного удара, наносимого командующим непосредственно. Во времена, близкие к упомянутому Грюнвальдскому сражению, как пример боя без управления, мы видим в 1402 году управление массовыми армиями в Ангорском сражении со стороны величайших военных деятелей той эпохи – Тимура и Баязета[625].

Эволюция в указанном смысле продолжалась и продолжается с общей эволюцией военного дела. Для управления походным движением и боем при высшем командовании появилась постоянная организация, принимающая непосредственно приказания и передающая их соответствующим частям вооруженной силы для выполнения оперативного плана. Первоначально эта организация, весьма определенная у монголов уже в XIII веке, имела форму ординарческую или даже механическую, как вид связи, и главное значение получила в бою, следующей формой явилась адъютантская, с несколько расширенными функциями, на которой лежали обязанности не только по передаче приказаний, но и по вопросам марш-маневра, походного движения, расквартирования войск, составления диспозиции и проч.

Оперативная же сторона работы по военному замыслу лежала, вообще говоря, всецело на высшем командовании, и средством сообщения подчиненным инстанциям оперативного плана в виде уже готовых решений был тот же, упомянутый выше, военный совет. Последний собирался зачастую принципиальными противниками его, как органа подготовки решения, для указанной цели. Мы выше упоминали о таких военных советах, которые собирали Евгений Савойский, Фридрих Великий, Наполеон, Суворов… В действительности военные советы в Лейтене, на о-ве Лобау, в Мутенской долине не были «советами» в буквальном смысле этого слова. На них никто не спрашивал и подавал советов, а это были скорее военные собрания, на которых высшие командующие разъясняли свои оперативные, выработанные ими единолично, соображения, отдавали соответствующие распоряжения и оказывали моральное воздействие на подчиненных. Такая форма оперативной деятельности высшего командования сохранилась даже в эпоху Наполеоновских войн. Этот всеобъемлющий военный гений разрабатывал лично планы операций и диктовал уже готовые решения зачастую в конкретной форме определенных приказаний.

Достаточно вспомнить хотя бы выполнение тактического развертывания армии в виде боевого порядка, устанавливаемого лично императором, имевшим возможность объезжать поле сражения и руководить боем с какого-нибудь возвышенного пункта, когда принятый им метод действий (например, по внутренним операционным линиям), наконец, условия пространства и времени, допускали такую оперативную работу. Военный замысел, выливавшийся в форму идеи главной операции – боя, самим Наполеоном выражался планом боевого развертывания или диспозицией, и если и была необходимость во вспомогательном органе, то только в виде распорядительной части, ведающей технической стороной передачи приказаний и наблюдений за их выполнением. Я не буду останавливаться более на этом вопросе. Достаточно элементарного знакомства с системой управления вооруженной силой и руководства боем в эпоху Наполеоновских войн, чтобы уяснить себе на примерах только что сказанное.

XIX столетие составило новую эпоху в методе ведения войны. Явилось учение о войне – стратегия – как наука о методах ее ведения. Появление в конце XVIII века основателя современной стратегии Ллойда[626] положило начало научному военному мышлению. Создались школы, которые я позволю назвать франко-русской, с основателем в лице Жомини[627], и выразителем которой у нас явился Леер, и германской с Клаузевицем[628] и Мольтке. Военный опыт XIX столетия, связанный с научным исследованием, выдвинул на первый план значение подготовки к войне, в деле же ведения войны определил развитие подготовительных операций. Сами операции, выполняемые массовыми армиями при крайне сложных технических условиях, вызвали необходимость огромной оперативной работы, выполнение которой во всем объеме одним лицом явилось фактически невозможным. Высшее командование, за которым неизменно оставалась выработка военного замысла, должно было получить вспомогательные органы, принявшие на себя обязанность детальной разработки оперативных директив высшего командования, в виде планов операций, реализующих военный замысел.