Подводя итог рассмотрению вопроса о позиции защиты на судебном процессе, необходимо подчеркнуть следующие положения. Так как целью Чрезвычайного революционного трибунала было не выяснение истины, а инициирование «большого политического митинга», то сильная, аргументированная защита могла помешать ее осуществлению. Поэтому адвокаты не получили полноценной возможности подготовиться к суду. Кроме того, в ходе судебного разбирательства им давалось понять, что слишком активная позиция может привести на скамью подсудимых.
Профессиональные навыки адвокатов и подсудимых (многие из которых имели юридическое образование) часто мешали устроителям процесса на Атамановском хуторе. Защита успешно доказала несостоятельность многих обвинений, избрав в качестве основного утверждение, что главных деятелей колчаковского правительства на скамье подсудимых нет, а обвиняемые являлись лишь технической силой, чиновниками этого правительства.
Действуя совершенно иными методами, чем обвинение – обращением к логике и здравому смыслу, к суду, а не публике, индивидуальным подходом к обвинению и защите, используя ссылки на имевшиеся к тому времени элементы советского уголовного законодательства, – защита добилась некоторой моральной победы. Но вся логика процесса показывает, что подсудимые попали в положение людей обреченных на предопределенный заранее приговор.
Предопределенность приговора была задана предъявленными государственным обвинителем Гойхбаргом в своей заключительной речи «двумя листочками основных положений Уголовного права Советской республики»[550]. В отличие от «социалистического и демократического фигового листка», прикрывшего «наготу промежуточных партий», «два листочка» помогли государственному обвинителю выдать рекомендации по классификации индивидуального участия каждого подсудимого, их «приспособляемости к существующему общественному порядку […] при помощи принудительных работ, при помощи перевоспитания»[551].
По отношению к некоторым из них, «обладающим […] способностями вступать в сношения […] неожиданно могущим появиться в местах, где есть некоторое колебание фронта […] сохранившим до самого последнего времени неразрывные связи с организациями, ведущими и поныне преступную борьбу»[552], «приспособляемость» была признана неосуществимой. Исключение составили подсудимые Карликов («попал как кур в эти грязные щи») и Третьяк («содействовал в деле свержения этой преступной шайки с оружием в руках»). Подсудимых, «которые, в свое время, ушли по тем или иным хорошим или даже плохим побуждениям», ожидала изоляция от общества.
По этим двум «критериям» и было предложено членам ревтрибунала «провести распределение» подсудимых, при вынесении приговора, «необходимого для защиты интересов рабочих и крестьян, не обнаруживая чувства мести»[553].
30 мая 1920 г. члены Чрезвычайного революционного трибунала более двух часов обсуждали свое решение на закрытом заседании. После следующего пояснения, данного председателем И.П. Павлуновским присутствовавшим в зале суда: «В настоящее время, когда острый момент гражданской войны миновал, советская власть нашла возможным, объявленное декретом Совнаркома вне закона, правительство Колчака судить»[554] – член трибунала В.М. Косарев огласил приговор.
Приняв во внимание, что еще до рассмотрения следственного дела подсудимый Болдырев умер, а М.А. Гришина-Алмазова освобождена от ответственности, трибунал признал доказанными все шесть пунктов из обвинительного заключения А.Г. Гойхбарга в отношении других подсудимых.
«Считаясь с тем, что, как выяснилось из дела, часть подсудимых сохранила связи, которые могут им облегчить повторение преступлений […] и стоя на страже жизни и достояния трудового населения Советской республики, Чрезвычайный революционный трибунал признает опасным для общественного строя республики подсудимых: ЧервенВодали, Шумиловского, Ларионова и Клафтона, а посему постановляет: подсудимых Червен-Водали, Шумиловского, Ларионова и Клафтона подвергнуть высшей мере наказания – расстрелять.
Что же касается остальных подсудимых, то, признавая опасным, за исключением подсудимых Карликова, Третьяка и Писарева, их пребывание на свободе, подвергнуть их лишению свободы с применением принудительных работ на сроки: подсудимых Краснова, Грацианова, Степаненко, Морозова, Жуковского и Малиновского – пожизненно, подсудимых Преображенского, Новомбергского и Ячевского – на все время гражданской войны, подсудимых Цеслинского, Палечека, Молодых, Дмитриева, Введенского, Василевского и Хроновского – на десять лет, подсудимого Карликова – условному лишению свободы сроком на пять лет, с применением принудительных работ, подсудимого Третьяка – ввиду его активного участия в борьбе за свержение самозваного правительства Колчака в Иркутске – условному лишению свободы сроком на пять лет, с применением принудительных работ.