Адмирал Колчак и суд истории

«Никто из этих лиц не принимал участия ни в каких боевых организациях, поставивших целью свержение советской власти в Сибири. Таких данных на этом суде не было, да и свержение советской власти в Сибири произошло помимо какой-нибудь вооруженной силы»[533]. Выступление Чехословацкого корпуса и, как результат, падение советской власти, происшедшие только под влиянием стран – членов Антанты, послужили предпосылкой для представителей проэсеровской Сибирской областной думы провозгласить думскую власть. Поддержка широкими слоями населения демократических преобразований и станет причиной, подтолкнувшей «правые социалистические и демократические элементы», «прежних служащих различных учреждений» из числа подзащитных поступить на службу новой власти.

От «общего к частному» защитник выделил политическую нейтральность подзащитных, пришедших в Сибирское правительство «налаживать ту часть аппарата, с которой они были знакомы и по своим знаниям и по своему практическому опыту». Именно в это время три силы: первая – «буйная, разгульная, жестокая атамановщина», вторая – «иностранная вооруженная сила» и третья – «волна беженцев из помещиков и дворянства […] бежавшие в Сибирь, чтобы компенсировать, что потеряли при советской власти»[534] – и возвели верховную военную диктатуру.

Примерами пусть слабых, но посильных попыток противостояния разрушительным тенденциям реакционных военных кругов защитник представил деятельность Шумиловского, Преображенского, Ларионова, Грацианова, Введенского, Василевского, Червен-Водали и Клафтона, назвав их «элементами, разделявшими демократические принципы, которые оторвались от родственных им организаций»[535].

Подводя итог судебному разбирательству, Аронов заявил: «Перед вами прошла целая цепь обстоятельств, которые с неоспоримостью свидетельствуют, что обвиняемые не играли руководящей роли в этом правительстве. И если можно говорить об этих лицах как о членах правительства Колчака, то разве только в том смысле, в каком эти лица напоминают нам о существовании правительства, с его кошмарными преступлениями и насилиями. Было бы, однако, глубоко несправедливо все злодеяния, все ужасы, которые совершены колчаковским правительством, отнести не на счет Михайлова, не на счет Тельберга и Жардецкого, атамановщины, не на счет тех, которые в действительности были руководителями этого правительства, а на счет сидящих на скамье подсудимых. Главных виновников здесь нет»[536].

Совсем в ином ключе построил свою речь защитник Айзин. Осторожно он дал понять: преследуемая Гойхбаргом цель «политически умертвить колчаковщину» схожа с мотивами «квази-процесса» Верховного правителя по делу А.В. Катанаева и И.Н. Красильникова, когда тот заявил, что судебное разбирательство призвано «показать перед всем миром полную невиновность, полную справедливость, полную нравственность восхождения его на трон»[537].

Айзин утверждал, что приписываемые подсудимым обвинения не имеют ничего общего с их деятельностью в Совете министров, где правили, не раз упоминавшиеся на процессе самим обвинением, И.А. Михайлов, Г.К. Гинс, С.С. Старынкевич, В.Н. Пепеляев и П.В. Вологодский, под идейным прикрытием В.А. Жардецкого и Лопухина, а за границей – М.Н. Бутова. Но даже по отношению к последним нельзя категорически утверждать о повсеместном контроле над всем Сибирским регионом, потому что территория театра военных действий («целый район к востоку от Иртыша») была изъята из ведения Совета министров и все, что там происходило, шло помимо распоряжений и указаний из Омска[538].

Остановившись на причинах падения советской власти, защитник указывал на непонятную поспешность ее представителей покинуть Сибирь, сразу же после первого вооруженного столкновения с чехословаками. И уже, как результат, на «очищенную территорию» «кинулись эсеры, люди правых убеждений, кадэ, люди самых разнообразных убеждений, с целью захвата власти, и осуществляли те политические идеалы, к которым они всегда, по своим политическим убеждениям, стремились»[539].

Защитник поставил под сомнение обвинения, назвав их «нелепыми»; если речь идет о «шайке», полагал адвокат, то число его подзащитных должно было бы несомненно пополниться за счет свидетелей по процессу П.Я. Дербера и Г.Б. Патушинского, машинистов, ремонтировавших паровозы, и тысяч других служащих, и далее, деяния Совета министров могли бы быть вменены всем сидящим в зале трибунала. Следовательно, подписи подзащитных под журналами заседаний вовсе не знаменовали собой их согласие с принимаемыми решениями правительства[540]. Защиту своих клиентов (по определению председателя трибунала Павлуновского – «опереточного характера») адвокат полностью выстроил на суммированных показаниях, данных подзащитными во время судебного разбирательства, без привлечения дополнительных оправдательных документов.