Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— Почему же, кто-то смотрит, кто-то не смотрит. Ортодоксальный мир не един. Некоторые раввины запрещают смотреть телевизор, другие разрешают. Люди смотрят документальные фильмы, фильмы о природе, новостные программы, есть те, кто любит спорт. Я знаком с одним телетехником. Он рассказывал, что у него бывают заказы и в ультраортодоксальных

районах.

— Тогда напрашивается вопрос: почему в Израиле нет религиозного канала?

— Очень дорогое удовольствие.

— А разве религиозный сектор не представляет собой серьезный экономический фактор?

— Это, безусловно, так, но для того, чтобы он был в полной мере задействован, необходимо, чтобы телевизор стали смотреть те, кто никогда его не смотрел, у кого и потребности такой нет, они просто не понимают, зачем это нужно.

— Значит, таких людей много?

— Да. И чтобы их убедить, чтобы завоевать их доверие, изменить их сознание, требуется время, и оно будет временем убытков. Кроме того, у вас нет никакой гарантии, что вам вообще удастся включить таких людей в телевизионную культуру. Это очень рискованно.

Гораздо перспективнее проект с более широкими зрительскими рамками. Такой проект существует, это канал «Тхелет». Он рассчитан не только на религиозных людей, но и на зрителей с традиционными ценностями, а также на тех, для кого просто важны определенные моральные рамки. Я слышал, что число абонентов растет, но удивился бы, если бы узнал, что «Тхелет» экономически очень успешен. В Израиле есть государственный образовательный канал. На нем нет рекламы, он существует исключительно за счет государственного финансирования, постоянно сокращающегося. Соответственно качество программ на этом канале оставляет желать лучшего.

— Но вы ведь дурного мнения и о хорошо финансируемых коммерческих каналах.

— В Англии говорят: прежде чем бросить камень в английское телевидение, посмотрите американское.

— И какое же телевидение вы предлагаете посмотреть, прежде чем бросить камень в израильское?

— Посмотрите арабское.

— Вы полагаете, для израильского телевидения это звучит как комплимент?

— Это не более чем шутка. И потом, с какой стати я должен делать израильскому телевидению комплименты!

Для среднего обывателя

Если бы король Хусейн поверил израильскому радио, ближневосточная карта была бы сегодня иной

Адин Штейнзальц отвечает на вопросы Михаила Горелика

— В юности я постоянно слушал западные станции и «Голос Израиля», до шестьдесят восьмого (до ввода войск в Чехословакию) не глушили, но и потом все равно как-то умудрялся. Слушание иностранных станций, обмен информацией, обсуждение ее — существенная часть постсоветской культуры. В Шестидневную войну я вообще от приемника не отходил; обычный график работы «Голоса Израиля» был сломан, последние известия передавали каждый час. По голосу диктора определял станцию. Прекрасно помню Анатолия Максимовича Гольдберга с Би-би-си. Потом как-то попалось его фото. Совершенно непохож! Тембр, интонация, темп речи — все порождало иной образ.

— Я неоднократно слушал по радио Игаля Алона[51]. Он производил впечатление тонкого, интеллигентного человека, и вот мы как-то встретились… — И вы поняли, что заблуждались.

— Нет, но он оказался ниже меня,[52] и это незначительное обстоятельство почему-то меня поразило, я испытал чувство разочарования. На сознательном уровне, слушая Игаля Алона, я вовсе не думал, что он непременно высок, но, видимо, такой образ сложился бессознательно. Радио требует от человека творческого усилия — он должен сам выстраивать визуальный ряд. — Порой, как мы видим, ошибается.

— Все-таки, чтобы ошибиться, надо что-то вообразить. Это творческая ошибка. Телевидение кардинально освобождает от такого рода ошибок, от внутренних усилий, вообще ничего от человека не требует, можно бездумно смотреть картинки.

— Мне сейчас пришло в голову еще одно объяснение разного статуса радио в СССР и Израиле. Россию отделял от всего мира железный занавес — радио пробивало в нем брешь. Я слушал по нему новости, но оно было, кроме того, источником новых знаний и идей. Для моего поколения и моей культурной ниши западное радио было не только идеологическим, но и культурным, и мировоззренческим фактором. Советские власти прекрасно это понимали, поэтому не жалели денег на глушение. Государство искусственно поднимало статус радио именно в силу того, что не могло его полностью контролировать. После краха СССР, разрушения железного занавеса, упразднения тотального контроля за СМИ статус западного вещания на русском языке резко понизился.

Специфический советский феномен. В Израиле не могло быть ничего подобного. Вы говорите, западные станции ориентировались на интеллигентного слушателя?

— В разной мере, но в общем, конечно, да.